Родовая память. Человеку
свойственно не только ошибаться, как твердит о том древняя сентенция, но и
испытывать непреодолимое любопытство. Мысли о том, кто мы, Гулевичи, откуда и
где наши корни, занимали меня всю жизнь.
К сожалению, в моём близком окружении других Гулевичей не было, и
навести справки было не у кого. За всю свою жизнь лицом к лицу я столкнулся
всего с одним однофамильцем, который не приходился мне прямым родственником.
Странно, если учесть, что численность
Гулевичей скудной не назовёшь. Нам не сравниться с Сидоровыми или Петровыми,
но и в задних рядах тоже не топчемся. Долгие и нудные
поиски в Сети никакой детальной информации о Гулевичах не принесли. Прорывным
известием послужили данные, выложенные на сайте «Гулевичи», который всё же
попал в поле моего зрения. Но ещё больше пищи для долгих размышлений дали
результаты анализа ДНК. Оказалось, что у меня имеется множество дальних
родственников – от Белоруссии до США и Румынии. С некоторыми из них
я обменивался письмами. Самым общительным оказался румынский «коллега», с
которым мы со временем перешли на телефонный формат общения. Слово
«румынский» я взял в кавычки, т.к. Флавиус проживает не в Румынии (он там
только родился), а в США, где успел сделать успешную карьеру тренера по
каратэ (с поездками в Японию и семинарами с участием известных звёзд
американского и японского каратэ). Кроме того, сам Флавиус на вопрос, считает
ли он себя румыном, как-то скромно отмалчивался, но не жалел жёстких
выражений в адрес бывшей родины, обвиняя её в пресмыкательстве перед Западом.
Его гневные тирады напоминали мне больше речи советских коммунистов или
современных иранских политиков. Об огромном
количестве родственной крови на просторах бывшего СССР я уже молчу. Каждому
Гулевичу известно, сколько нас на этих самых просторах – от белорусской Лиды
и украинского Тернополя до российского
Хабаровска и литовского Вильнюса. Дальше на восток Гулевичей всё меньше, и о
Гулевичах в Средней Азии я не слышал. Они, несомненно, есть, но, видимо, в
ограниченном количестве, на уровне среднестатистической погрешности. Лично я заметил
сразу несколько своеобразных фактов из жизни Гулевичей. На мой взгляд, это
лишний раз свидетельствует о самобытности нашего рода. 1) Гулевичи, будучи изначально руянами,
двинули в Польшу, где и благополучно ополячились в течение веков. Но, видимо,
родовая память Гулевичей жила в разных вариациях в их тесном кругу. Что, как
не она могла заставить Гулевичей на протяжении такого длительного периода,
как и путешествие с Руяна до Российской империи через Польшу держаться больше
особняком? Женились больше на своих, а если и на чужих, то чужие поглощались
родом, психологически превращаясь в Гулевичей. 2) Удивляет, почему ополяченные Гулевичи
не очень старались задержаться в Польше? Несомненно, главная причина –
экономическая. Шли туда, где считали жизнь лучшей. Но для поляков исход из
Польши – дело неестественное. Историки много писали об исходе поляков в
обратном направлении – в 1917 г. из бывшей Российской империи назад в Польшу.
До 1917 г. поляки тоже старались попасть обратно на родину из Сибири или
центральных областей России. Но Гулевичи двигались на Русь. Сначала на
Волынь, затем в Белоруссию (или одновременно в обоих направлениях), а далее –
вглубь России. И родовым гнездом нашего рода принято считать Белоруссию. В
этих краях поляков много. Так сложилось исторически. Но подавляющее
количество Гулевичей сконцентрировано именно здесь, в то время как остальные польские
роды имеют в Белоруссии лишь свои ветви, а корни и самые многочисленные
семейства остаются в Польше. У Гулевичей наоборот. В Польше их – раз, два и
обчёлся. Мы – как перевёрнутое дерево. Ствол наш на Руси, а в Польше – пару
листочков от нашей пышной кроны. Что это, как не родовая сплочённость,
двигавшая Гулевичей единым сгустком в общем направлении? 3) И уж совсем необычайное для поляков
дело участие поляков в военных кампаниях, которые польская историография
считает антипольскими акциями. Например, Отечественная война 1812 г.,
подавление польских восстаний 1860-х, 1830-х гг. и т.д. Были тогда Гулевичи и
с польской стороны, но очень мало. К примеру, мои Гулевичи, переселенцы в
Кемеровскую область из белорусской Рудни, очень горевали по поводу смерти Ленина
в 1924 г. И это после польско-советской войны 1920 г., стержневого события
современной польской истории! Почему всё было
именно так? У меня только одна версия – родовая память, благодаря которой
Гулевичи, называя себя часто поляками, чувствовали лишь частичную принадлежность к этому
пылкому народу. Мне эта ситуация напоминает дореволюционную ситуацию в
России. Тогда слово «русский» было политонимом, т.е. обозначало всех граждан
империи вне зависимости от национальности. Были тогда «русские якуты», «русские
буряты». Может, и Гулевичи были в душе «польскими руянами»? Я упрощаю,
конечно же. О руянских корнях не осталось уже и воспоминаний, но на
генетическом уровне механизм клановой сплочённости срабатывал. Помнится, русский
философ Николай Бердяев (да и не только он) отстаивал идею духовного
аристократизма. Это когда дух важнее крови. Кровная аристократия наследуется
человеком без усилий с его стороны. Он просто рождается от родителей
аристократического звания, но сам может оказаться примитивным оболтусом и
вырожденцем. Духовный
аристократизм предполагает наличие некоего набора моральных качеств. Даже
если ими обладает забитый крестьянин (независимость мышления, высокая
моральность, осознание своего места и долга в этой жизни, благородство,
непохожесть на серую массу, яркая личностность), тогда он – аристократ по
духу. Не будем заниматься
самовосхвалениями, утверждать, будто все Гулевичи всегда были яркими
личностями с высокой моралью. Но можно смело сказать, что в непохожести на
общую массу нашему роду не откажешь. Пусть каждый добавит себе (если сможет)
независимости в мышлении, высокой моральности и благородства, и тогда мы
сможем смело причислять себя к духовной аристократии. Даже если это получится
не у каждого Гулевича, а у 1 из 1 000, это будет драгоценное приобретение. В
этих словах есть доля шутки. Но в каждой шутке есть доля шутки, а остальное –
правда. Владислав Гулевич. |