Культура пития в Великом Княжестве
Литовском. Великое Княжество Литовское, кроме слабо узнаваемой за
пределами Белоруссии аббревиатуры ВКЛ, оставило едва заметные следы в истории
стараниями советских и русских ученых. Очень уж неудобная правда про эту
"братскую" страну получается. Все сравнения не в пользу России.
Впрочем, если копать не глубоко, особенно не усердствуя, то, пожалуй, кроме
названия страны "Литва" да косы-литовки, ничего действительно и не
вспомнится. Ягайло, Свидригайло и прочие "хайлы" - лишь нездорово
звучащее для современного русского уха послевкусие балтского наследия в
славянской истории. Что еще? Битва под Оршей? Удел специалистов! И только знатоки алкогольных исторических дискурсов при
упоминании литовской шляхты лишь загадочно улыбнутся в пшеничные усы, да
мечтательно закатят глаза под набрякшую от перманентной припухлости защиту
мешков ... да! это реакция настоящих гурманов - ценителей спиртов
естественного происхождения. И есть от чего. В отличие от российской борьбы с
безудержной эксплуатацией подакцизного хлебного вина, в ВКЛ дело производства
огенной воды было поставлено на четкую экономическую основу. Не в пример
прикрепленным к барину, земле или церковным наделам крестьянам, шляхта
униатская имела один важный привилей, гораздо более существенный, чем право
вето и нарядную возможность (оно же и обязанность) носить холодное оружие
(сабельку) поверх в большинстве случаев откровенно худого кафтана. Шляхта вольная могла варить свою горелку. И пользовалась
этим правом на все сто! Хорошо, если в богатом фальварке (или маёнтке - как
это будет по-русски - в хозяйстве, в усадьбе что ли...) были подмастерья и
создавали добавочную стоимость ткачеством, возделыванием металлов или просто
каким чудным гончарным искусством. А если, кроме высокого звания, у шляхтича
за душой не было ни гроша ни головы крепостной? Тогда выход был только один -
эксплуатировать святое право на винокурение. И берегли шляхтичи поседнее
средство улучшения существования свое - самогонное устройство, и леляли и
холили его, протирая латунные и медные трубочки, надраивая до блеска чистой и
сухой ветошью змеевик, потому что понимали - это последний предел, за которым
- нищета, голод и найм на военную службу, а там - прощай сон до полудня,
свобода пьяного слова в шинках да корчмах а, если не повезет - так еще с жизнью
расстаться можно за чужой интерес - зарубит москаль бородатый или злой немец
в расцвете никчемных сил. И что интересно, ведь и крестьяне варили себе самогон, но
ведь совсем по другому укладу. У простых аграриев, чтоб они ни делали, обычно
получался натуральный привычно банальный СПОТЫКАЧ - мутный, белесый, крепко
насыщенный сивушными маслами, сложными органическими соединениями, включая
альдегиды и продукты побочного синтеза этила. Крепкий получался напиток - а
варили его из разной дряни, которая была под руками - репы, брюквы, чуть ли
не из лебеды и крапивы - из всего, что под руку попадалось. И действовал он
вполне избиратьельно, поражая прежде всего двигательные центры в мозгу. Бил
напиток этот хмельной прежде всего по ногам, а голова от него становилась
дурная, отключалась на потеху и радость крестьянину. То ли дело водка шляхетская! И подход другой к сырью
(только хлебное, только пшеничное сусло) и к технологии получения
(многостадийная фильтрация с четко обозначенным контуром конденсации при
сепарации фракций). И результат - совсем не крестьянский! Входила шляхетская
водочка мягко и ласково, оседая в груди и заботливо бережно обволакивая
живот, спускаясь от горла в утробу по-доброму, взывая к приятному веселью,
без дурости разухабистой и грядущих увечий, не влекдаи и не кликала, а
напевала и колыхала-люляла бедное беспоместное дворянство Великого Княжества
Литовского. И пилась легко и последствий старалась не оставлять - если
правильно закусывать и не злоупотреблять. Этнографы нетрезвым языком единогласно
утверждали, что для данного сорта напитков (а марка у нее была, кстати от 45
до 53% в зависимости от умения и подхода мастера) пол литра за вечер - далеко
не предел. И настроение давало и к тяжким расканиям наутро не приводила. А чем в классике закусывали-то, знаете? Нет, нет, ни
грибочками и не мочеными ягодками, не пирогами и не борщами - ни в коем
случае - боже упаси! Первую рюмочку надлежало привечать этаким белорусским,
извините - литвинским, бутербродиком гастрономического порядка - на черный хлебушек
намазывался тягучий медок желтой сахаристой тягучести, сверху пришлепывался
этот конгломерат непременно кусочком (чешутся губы белорусские сказать,
облизнувшись, - "скибочкой") огурчика соленого, и обязательно при
этом разрезанного не поперек - вдоль, только вдоль направления роста!
Казалось бы - эклектика вкусов: тут тебе и соленое и сладкое и кислое и даже
след горечи от медка-то! Ан нет, даже крали манерные, хоть и воротили нос от
такого странного сочетания по первости (хотя ... взять бы ту же рыбу фиш у
нас в Полесье или форшмак - тоже не самое простое дело с точки зрения
банальности вкусов), но после первой пробы никогда больше не хулили почем зря
эту славную закусочку. И, может быть, именно из-за этого проверенного временем сочетания - хлебной водки с литовским мёд-маком и заходил первые три стопочки на ура, предвосхищая следующие серии в охлажденных стеклянных лафетиках на длинной ножке. Из толстого стекла запотевшего, где от теплых прикосновений подушечек пальцев делались прозрачные окошечки-иллюминаторы, отделявшие момент "до" пития от вполне осязаемо грядущего обязательного предчувствия счастья. Счастья доброй компании, веселых разговоров, наверняка песен и, если повезет, романтического знакомства ради всепоглощающей лепоты. А если кто захотел капельку этой водочки раскатать между
пальцами, да потереть в ладонях, то через несколько секунд, когда спирт
уносил в мировой эфир свою подвижную химическую формулу, руки пахли .....
правильно, хлебушком свежим. И запах этот так органично дополнял застолье,
пропитывал кожу и усы. Однажды во воремя сплава по многочисленным малым рекам
Белоруссии, а это по старой привычке мероприятие в основном мужское, суровое,
- кончилась у нас на третий день водка, расчитанная по науке на всю неделю. А
стояли мы тогда на обрыве, покрытом майским ковром свежей травы, перепутанной
с цветами, запахом солнечных лучей и далеким гуденьем пчел. А вдалеке, на
опушке соснового леса стоял хутор - серьезное хозяйство по типу фальварка - с
многими строениями, изгородью из длинных колов и каменным фундаментом. И пошли мы обреченно к хутору в робкой надежде поживиться
спиртным, а попали в чудесную скадку старины. Хозяин подмигнул своей
господыне, та проворно вынесла из прохладного подвала пятилитровый кувшин
кристально чистого и прозрачного напитка. Но, прежде чем перелить жидкость вожделенную в нашу пошлую
пластиковую канистру от питьевой воды, хозяин потребовал честного снятия
пробы (сказал, мол, так положено!). Пока он наливал из своей емкости в
стандартную эмалированную кружку и подносил нам по очереди, выколупывая
заскорузлым рабоичм пальцем с ногтем, внушающем воспоминания о плакатах,
живописующих гельминтоз в медпункте, соринки и пыльцу клевера с
поверхностного слоя самогона, многочисленные подросшие дети крестьянина, с
интересом наблюдавшие за пришельцами, по одному грозному взгляду хозяина
метнулись в огород за редиской и зеленью, чтобы предложить нам нехитрую
закуску. И выпили мы по кружечке - попробовали. И стало нам хорошо
и тепло внутри. И огонек почал расти и разливаться внутри наших походных душ.
И поблагодари мы хозяина деньгами и словами и пошли обратно по полю медовому,
дожевывая редиску со скрипящим на зубах прахом земли родящей. И любовь в нас
зародилась великая, и перетекала она от одного к другому, колыхалась и
выплескивалась на природу, и каждая травинка и кузнечик были нам братом и
сестрой, а река - матушкой. Обнявшись, в пароксизмах взаимной бестелесной
страсти, наша троица заявилась в лагерь. И было в глазах наших что-то такое,
что без лишних слов и распросов биклажку пятилитровую пустили по кругу молча.
И через считанные минуты весь отряд пребывал в неге любви ко всему сущему. И
немая благодарность струилась из глаз, устремленных в синее небо и,
соединяясь в мощный синхронизированный луч, неслась вверх к своему
первоисточнику монолитным и чистым сигналом, от нащих сплавляющихся
мирокосмосов к единому про-макрокосму, развоплощенному разными конфессиями и
религиями от всемогущего к многоликому... Так что я не понаслышке знаю, чем отличается самогон от шляхетской. Тот друид, к трудам перегонным которого мы причащались, был носителем великой тайны. К сожалению, теперь я понимаю доподлинно - не были мы готовы к прочтению всей палитры благолепия, которые даровала нам тогда чудесная огненная вода. Не были подготовлены не морально, ни методически.... Эх, сейчас бы! Жорж Столбунский. *** |