Культура враждебности шляхты Волыни

(на примере убийств и их восприятие в конце XVI в.).

Наталя Старченко

…

По моим подсчетам, на протяжении десятилетия 1590-1660 гг. в крупнейшем на Волыни Луцком повете, где на то время приходится усиления агрессивности, фиксируется примерно 2 убитых в год. Я исключила из подсчетов один уникальный акт – беспрецедентную бойню между группами, возглавляемыми Демьяном Гулевичем и Маркияном Семашко, в которой погибли 37 человек (о чем далее). Однако среди погибших шляхтичей могло быть чуть больше двадцати человек – о десяти говорится со стороны Гулевичей и 11 человек был похоронен в Коблине, имении Семашко. С учетом этого случая имеем четыре, максимум пять жертв ежегодно…

Сразу замечу, что далеко не все действия, которые приводили к гибели одной из сторон во время конфликта, считались преступлением, противоправным действием. Для классификации насильственных актов, следствием которых становились человеческие жертвы, обратимся к объяснению Демьяна Гулевича, выполнявшим адвокатские функции во время судебного процесса между Филиппом Бокием-Печихвостским и князем Янушем Заславским, сути убийства. По версии Гулевича, что совпадает с адвокатскими замечаниями по другим делам, убийства делились на уголовные и гражданские, а также убийства в обороне и случайные…

Обратим внимание на детали расправы над несколькими лицами из рода Гулевичей, их слугами и друзьями, инициированной Маркияном и Николаем Семашко с помощниками (о чем далее): конечности и головы погибших были посечены, а потом тела притапливались в грязи ближнего пруда: «... паствечися над ними, тиранъске к болоту их никоторых волокли, и ногами тыла ихъ в болото допталы»³⁹…

Право и месть – два тесно сросшиеся пути получения обиженным «справедливости», на которые определенно указал тот же Демьян Гулевич в своем протесте, заявленном на гроде (гродском суде?) и занесенном в актовые книги, который был ответом на обвинения его епископом Мелетием Хребтович-Богуринским в разбое: «... от нихъ змышъленый разбой, в чомъ непристойне, фалшиве, лживые мене, чоловика от себе цнотълившого, ошкалевалы, которую невинность свою перед вашей милостью оповедаю и вшелякимъ правомъ, такъ писаным, яко и рыцерскимъ, мни пристойным, на нихъ самых и головах ихъ ту потвар оказатися оферую» ⁴⁷…

Далее Демьян Гулевич замечал существования других вариантов убийства, непреднамеренных, которые должны были рассматриваться как дела гражданские: «Другие естъ, которые могут быт зъ звады, давши до звады причину, такие ведле права волюнтариум албо кавзамъ цивилемъ называют». Речь шла в этом случае об убийстве во время вооруженного столкновения лица, которое его и спровоцировала. Как утверждал Гулевич, убийства при таких обстоятельствах считались «добровольными», некриминальными по своему характеру…

Поэтому, как суммировал Демьян Гулевич, лишение жизни другого лица называлось убийством, однако через различные сопутствующие обстоятельства за его совершение предусмотрена разная ответственность: «каждое з них през вонтпеня межобойство естъ, а пред се для околичности причинъ, за кождое с тых менжобойствъ инакшая вина». Адвокат также упоминает об убийстве во время нападения на имение, однако рассматривает наезд как отдельное преступление, поэтому эта проблема требует отдельного анализа…

В целом классификация и оценка убийств, представленная Демьяном Гулевичем, отражала реальное отношение к ним шляхетского сообщества…

Гулевичи vs. Семашки

Специфический характер конфликту шляхетского социума придавала патронально-клиентарная система, где противостояние лидеров отдельных групп неизбежно втягивало во вражду большое количество приближенных к ним лиц, тем самым разделяя конфликт на ряд насильственных актов. Неписаное требование опеки со стороны более сильного партнера над контрагентом, который свою верность демонстрировал готовностью к услугам, тоже часто провоцировала к решению / эскалации конфликта, ведь защищать честь своих клиентов или слуг было обязанностью доброго пана. Вполне вероятно, что замеченное увеличение убийств в Луцком уезде на протяжении 90-х годов было связано с усилением борьбы за власть между представителями элиты региона. Именно конкуренция между ними могла провоцировать упорство противостояния и иногда приводила к целенаправленным актам мести, направленным на физическое уничтожение противника, ведь ответственность и улаживание последствий в таких случаях брал на себя патрон. Конфронтация между ячейками приводила к консолидации членов внутри отдельных групп и поляризации межгрупповых интересов. На первый план выходила солидарность клана, а не консенсус в рамках социума, который обычно держался на тесном переплетении интересов и разнородности связей между членами конкурирующих групп.

В качестве примера можно привести беспрецедентную бойню в 1599 году между группами, возглавляемыми Маркияном Семашко и Демьяном Романовичем Гулевичем, где число жертв шло на десятки. Похоже, что в основе противостояния были претензии отдельных представителей рода Гулевичей на место среди элиты региона, что не могло не сопровождаться конкурентной борьбой других игроков за власть. Достаточно высокое положение среди волынской шляхты принадлежало Владимирском войскому Василию, который в 90-х годах инвестировал свой капитал в карьеру сына Андрея, чему должен способствовать и брак последнего в 1593 году с Раиной Семашкивною, дочерью Луцкого старосты Александра Семашка¹⁰⁶. Однако едва ли не более заметное место в данное время занимает Демьян Гулевич. Он трижды избирался депутатом в Трибунал (в 1589¹⁰⁷, 1594¹⁰⁸, 1598¹⁰⁹ гг.) Василий и Андрей Гулевичи – по одному разу (соответственно - в 1590¹¹⁰ и 1593¹¹¹ годах). Послом на сейм от Волынского воеводства, по неполным данным, Василий Гулевич ездил шесть раз (в 1569, 1572, 1575, 1576, 1582, 1585 годах), Андрей – дважды (в 1593 и 1595 годах), Демьян – пять (в 1575, 1582, 1585, 1597, 1598 годах)¹¹². В 1591 году Демьян Гулевич был поборцей Волынского воеводства¹¹³, а в 1598 году его назначили на сейме одним из трех ревизоров для проверки ведения гродских луцких книг¹¹⁴. После принятия Брестской унии Демьян, до середины 90-х годов часто оказывался среди сторонников (недоброзичливців?) князя Константина Острожского, крупнейшего и самого влиятельного волынского магната, прочно связывая свое публичную жизнь с его политическими планами. Как арианин, Демьян был выгодным лицом в составлении ситуативного союза православных и протестантов в защиту своих интересов во времена усиления контрреформационных настроений католической церкви. Поэтому он был избран по инициативе Острожского светским маршалком на православном соборе в Бресте в октябре 1596 года¹¹⁵. На сейме в феврале-марте 1597 как волынский посол обратился к членам сената, озвучивая требования православных, а также в деле соблюдения и укрепления условий Варшавской конфедерации 1573 года (о свободе вероисповедания). В своей речи Гулевич обвинил короля в терпимости преследований прав стародавней греческой церкви. В ответ ему заметили, что он не является православным, а также канцлер Замойский напомнил об участии Демьянового сына в восстании Наливайко¹¹⁶.

О претензиях Демьяна на особый статус свидетельствуют тексты двух его протестаций, совершенных в ответ на обвинения в уголовных правонарушениях: одно – о разбойном нападении на Владимирского и Острожского владыку Мелетия Хребтовича-Богуринского в 1592 году, где Гулевич говорит о себе как о шляхтиче «цнотлившого» от жалобщика¹¹⁷; второе – об убийстве Яна Несвицкого, лица, чье положение, по словам Демьяна, никак не могло сравниться с его собственным – в «старожитъности дому моєго, в зацности заволаня, заслугах в Речи Посполитое, знаємости у єго королєвскоє милости, пана нашєго, и всєго сенату коронного» ¹¹⁸.

Показателен и конфликт Демьяна Гулевича с Подляшским воеводой князем Янушем Заславским в 1598 году, представленный в книгах взаимными протестациями сторон, где ярко звучит раздражение князя вызывающим поведением неравной ему особы¹¹⁹. Князь обвинил Гулевича в представлении на него и других достойных лиц жалобы и позова в суд от имени Филиппа Бокия-Печихвостского «легкомыслне, ущипливе и непристоине, руцившися на учтивое мое, написавши рукою своею власною протестацыю криминалную» ¹²⁰. Еще ярче несоответствие позиций конфликтующих сторон замечено в жалобе слуги князя Заславского на Бокия, который воспользовался помощью Гулевича как советника и адвоката: «...пропомънявши повинности чоловика уцътивого, але узявши перед себе якуюс злую раду од людей, чти одсужоных, злых и незбожных, хотечи умыслне ясневелможного пана его милости княжати Януша Жаславъского, воеводу подляского, старосту житомирского, и велъможного Ивана Чаплича-Шпановъского, кашталяна киевъского, зацных людей великих роду панского, [...] невинне и овшемъ потварне обелжитъ важилсе»¹²¹.

К сожалению, борьбу за власть и признаки ее перераспределения крайне тяжело зафиксировать, особенно когда речь идет об источниках преимущественно судебного характера, как и отследить четкую принадлежность к определенной фракции лиц, которые не были служебниками, то есть чье отношение к главе той или иной группы не было устойчивым, а также определить сколько-нибудь определенные контуры этой группы. Однако конфликт проявляет то, что до времени скрывается. Поэтому попробую, отталкиваясь от кульминационного эпизода этой истории, выделить несколько предыдущих, где фигурировали представители рода Гулевичей как главные действующие лица или люди из их окружения. Правда, возможная миграция от группы к группе отдельных персонажей вносит элемент гипотетичности в подобные конструкции, однако в исторических построениях он неизбежный.

Начнем от кульминационного момента. 12 июня до луцкого гроду (гродского суда?) была внесена жалоба Василия Гулевича, Владимирского войского, и Михаила Янушевича Гулевича о нападении на дороге под Луцком 11 июня на Демьяна Гулевич (племянника Василия и двоюродного брата Михаила), а также на его родственников, друзей и слуг, осуществленная Маркияном Семашко со слугами, друзьями и солдатами роты Яна Тарновского (брата жены Маркияна), которые дислоцировались в Луцке. Среди нападавших фигурировали князь Юрий Чорторийский, Политан Слуцкий-Чеконський, Степан и Петр Солоневские, Сасин и Василий Петровичи Несвецькие, Гнивош, Фарисан и Матвей Кошки, а также слуги Василия Хренницкого и мещане, всего якобы более пятисот человек. Жалобщики просили, чтобы возный, который был с ними, как официальный свидетель, осмотрел место происшествия. Поэтому среди убитых удалось найти Александра и Михаила Гулевичей, соответственно сына и родного брата Демьяна, Волынского хорунжича Ивана Гулевича, Кондрата Смыковского, Захарияша Гуляльницького, Павла Вышинского, Демьянового слугу Томаша Грибовского и многих других мелких шляхтичей, «найімоврініше» слуг названных лиц; чуть позже обнаружили в болоте тело Кондрата Хорошко-Кнегининського и в стороне от других под Луцком – Демьяна Гулевича. Всего насчитали 25 человек погибших, среди них – по крайней мере, семь осевших на Волыни шляхтичей, другие же жертвы были слугами важнейших из них.

Как показал возный, тела жертв были изуродованы, порубленные на куски, прострелены из огнестрельного оружия и луков, лица искажены, у многих - перерезано горло, а также с убитых была снята одежда: «всих труповъ толко самых нагих, якъ мати народила, полуплєных, без жадное маєтности, же и платка на жадномъ не было». Описание совершенного тщательно зафиксировано деталями в подтверждение причиненного жертвам ран и издевательств над телами, что свидетельствует об их реальности, а не об использовании клише для усуглубления вины обвиняемых.

По свидетельству уцелевшего участника трагедии, слуги Кондрата Смыковского, Демьян Гулевич ехал из Лаврова в Грушовну мимо Луцка с намерением на следующий день отправиться на Трибунал как избранный от Волыни депутат, что перед тем ненадолго приезжал домой по делам. Его сопровождали родственники и друзья, потому что с прошлого сейма из-за опасности от солдат он опасался за свою жизнь. Однако Демьяну со своей свитой не удалось проскочить мимо Луцк незамеченными – на дороге «привычной», которая вела до Забороля, возле села Омеляник на плотине их встретили солдаты, к которым на протяжении всей драки постоянно поступало подкрепление. Как отметили свидетели, омеляницкий поп и боярин пана Бокия, «могло ся то почати о нешпорной години, а конъчилося на сонъцы захода»¹²², то есть драка длилась два-три часа. Обычно «нешпорна година» связана с началом вечерней службы, о чем извещалось колоколами.

На слушаниях, начавшихся 17 июня, Василий и Михаил Гулевичи обвинили в качестве основных зачинщиков (принципалов) убийства Маркиана Семашко, Политана Слуцкого, Гнивоша, Фарисана и Матфея Кошек, Петра и Степана Солоневских, Сасина и Василия Петровича Несвецьких, а также солдат роты Яна Тарновского. Всего же нападающих, как отмечалось в жалобе, было не менее 500 человек. Также Гулевичи сообщили о причастности, по слухам, к этому событию князя Юрия Чорторыйского, который при Маркияну Семашко в то время был со своими слугами. Поэтому скорректированное описание событий выглядел так: те лица, «вышпиговавши» Демьяна Гулевича с приятелями, отправили большой отряд в сто человек под руководством Политана Слуцкого, Кошек и других для перехвата противников на омеляницкой плотине. Затем к ним присоединился Маркиян Семашко с Несвецькими, Солоневскими, солдатами и слугами, всего более 400 человек, которые окружили отряд Гулевича и «великимъ кгвалтомъ и утискомъ, неотповедне, непристойне, тиранске, без жадного милосердъя и боязни Божеи, всихъ прєречоных особъ, шляхтичовъ зацне урожоных, [...] одных з ручъниц, а других ручными бронями окрутнє нєлитостиве позабияли, помордовали и з живыхъ мертвыхъ починили». Тела погибших нападавшие изрубили на мелкие куски, сняли с них одежду и «голые тила, яко матъка уродила, паствечися над ними», позатаптывали в болоте¹²³. Демьяна Гулевич пленили и увезли в Луцк, там его «розбоиницко ночным обычаем самого руками своими били, секли, кололи, голову, руки, тело у штуки порубали и на смерть забили и замордовали»¹²⁴, а затем, обнажив тело, выбросили за городом.

Жалобщики также рассказывали, что многие свидетели того события и лиц, приближенных к погибшему Демьяну, «пєред страхомъ и погрозками оных неприятєлей наших одны вже з Луцка розбегли, другие тутъ лєдво живо ходимъ». Чуть позже будут поданы жалобы от семей других погибших, в результате которых выкристаллизовалось круг лиц, в отношении которых дальше должен производиться судебный процесс. К предварительно названным добавился Евстафий Малинский и Сасин Русин, а также указывалось, что за этими событиями стоял Николай Семашко. Жалобы содержали все традиционные элементы подобных текстов: нападающие «з оружемъ рознымъ, воине належачимъ, з бубны, з струбами яко неприятеле крижа светого, непристойне, нецнотливе, тиранскии на нас ударили», «згордивши всимъ тымъ, што шляхтичу цнотливому приналежить заховать»¹²⁵.

Впрочем, с противоположной стороны тоже не обошлось без жертв, самой весомой среди которых был Маркиян Семашко, на которого Гулевичи указали как на руководителя нападения. 18 сентября он был похоронен в Коблинском костеле, а с ним и 11 слуг, погибших 11 июня. Во время погребальной церемонии возный совершил «поволання» на особ, виновных в их гибели, а именно – Демьяна, Михаила, Ивана и Александра Гулевичей как принципалов, Кондрата Смыковского, Кондрата и Петра Хорошко, Яна Рогаля, Яна Матчинского, шурина и помощников Демьяна, Яна Грибовского, «которого Павєлъ Вышиньскии, арматою добре опатривши, пану Дємъяну Гулєвичу на помочъ прислалъ»¹²⁶. Собственно, среди названных лиц уцелели только Петр Хорошко и Ян Рогаля, все остальные, как помним, погибли во время нападения. Но жалоба с противоположной стороны очень показательна, ведь нападающие задействовали привычный ресурс для описания историй убийства, пытаясь свести ее к случайной драке, возникшей на дороге во время встречи враждующих сторон. Шире эта версия представлена в протестации, совершенной Николаем Семашко на земских слушаниях 12.06.1599, практически одновременно с жалобой Гулевичей на гроде. В ней рассказывалось, что Маркиян Семашко, едучи с земских слушаний к своему приятелю Ивану Красенському в имение Забороля, у омеляницкой плотины наткнулся на отряд примерно в двести человек, возглавляемый Демьяном Гулевичем: ...з нємалымъ оръшакомъ людей на возехъ, обычаємъ воєнънымъ, стрєлбою огнистою осажоныхъ, з гаковницами, з шмикговницами, мушкетами, полъгаками, ручъницами, луками, такъже и з людми езными на конехъ, яко до потребы, и гайдуками пєшими, за греблею омєлєницкою, через которую ездять до Забороля, осажоныхъ и зашанцованыхъ». Как только Маркиян со своим окружением въехал на плотину, они без предупреждения открыли по ним стрельбу. В протестации отмечалась древняя враждебность и злой умысел Демьяна Гулевича к Маркияну, своего соседа по имению Лавров и родственника, которому он «кривды и деспекты чинилъ». А также упоминался факт убийства Гулевичем рукодайного слуги Семашко Яна Несвецького («наехавши на дом его вноцы, в штуки окрутне розсекалъ и на смєрть забил»). Обратим внимание на привычный риторический прием – подчеркивание расчленения тела Несвецького, чего, как говорили жена и ближайшие родственники покойника в своих жалобах, не было. Далее жалобщик рассказывал, что Демьян выследил Маркияна «черезъ шпеги», «сконтъ ся тежъ значить таковый злый умыслъ его», ведь Семашко ехал из Луцка не домой, а к своему приятелю¹²⁷.

15 декабря Михаил и Юрий Гулевичи на гродских слушаниях жаловались на Николая Семашко и Остафия Малинского про отповедь, угрозы мстить «вшєлякимъ кгвалтомъ, такъ огнємъ, яко и бронью», а также на Фарисана и Матфея Кошек, которые с гайдуками Семашко «пофалки чинят и на здорове нашє оотповедають, а снать тутъ нас в замку облегли, хотєчи нас позабияти». Также жалобщики заявили, опираясь на слухи, которые кружили по городу, что в случае насилия над ними они возлагают ответственность за это на Николая Семашко, Остафия Малинского, их слуг и Кошек¹²⁸.

Угрозы со стороны Николая Семашко, Остафия Малинского и Кошек (если действительно совершались, а не были выдумкой, в качестве превентивной меры Гулевичей в случае ожидаемого насилия со стороны противников), кажется, были следствием тяжбы их Юрием Демьяновичем и Романом (сыном убитого Михаила Гулевича) на декабрьских заседаниях гродского суда, где жалобщики 9 декабря намеревались вывести «шкрутинію» (заявление?) по делу об убийстве их родителей. На слушания были позваны Гнивош¹²⁹, Фарисан и Матвей Кошки¹³⁰, Сасин Петрович и Василий Несвецький¹³¹, Стефан и Петр Солоневськие¹³², Войтех Каменський¹³³ и Политан Слуцький¹³⁴, фигурировавших в деле в качестве принципалов, а также, как подстрекателей к убийству – Николай Семашко, Евстафий Малинский и Сасин Русин¹³⁵. Обвиняемые в суд не явились, поэтому Юрий Гулевич, поклявшись, что свидетелей не подкупал, «за приволанемъ через возного кождого зособна светка», через их показания доказывал вину позваных¹³⁶. Далее суд, основываясь на «шкрутинії», выведенной истцами, вынес решение по делу – огласив обвиняемых банитами, передал свой декрет для подтверждения в Трибунал, а также приказал возместить с владений ответчиков сумму потерь пострадавших – 3 тысячи 840 золотых и плату судьям – 85 золотых¹³⁷.

Следующие слушания состоялись через значительный интервал продолжительностью почти в год уже с другим составом суда, поскольку Луцкое староство в сентябре 1600 окончательно перешло от Люблинского воеводы Марка Собеского в руки Николая Семашко, который ввел в состав гродского суда после смерти судьи Ивана Красенського Остафия Малинского (см. предыдущий эпизод об убийстве Яна Ближинського)¹³⁸. Как видим, два важных подозреваемых в организации кровавой схватки 11.06.1599 сделали неплохую карьеру, сосредоточив в своих руках рычаги влияния на ход дел на гродском суде. Вполне вероятно, что Гулевичи попытались перенести дело в земский суд, о чем свидетельствуют иски к Войтеху Каменскому, Политану Слуцкому-Чеконському, Сасину Русину, Фарисану, Гнивошу и Матфею Кошкам, вручение которых возный показал на гроде 13 октября¹³⁹, однако земские книги за этот период не сохранились. Зато на гродских слушаниях, начавшиеся 2 ноября, обвинители поменялись местами с обвиняемыми. Те, в свою очередь, позвали Гулевичей к слушанию «шкрутинії», которой хотели доказать свою невиновность, а также оспаривали предварительное решение гродского суда «про виволання» на том основании, что не получили исков от истцов – возный сфальсифицировал свидетельство об их вручення¹⁴⁰. 13 ноября начались процессы о выводе «шкрутинії» истцами, ход которых в целом был подобный. Поэтому приведу для примера дело Гнивош Кошки, который изначально утверждал, что это Демьян заступил дорогу его господину Маркиану Семашко, он же действовал как слуга рукодайный. Вполне вероятно, что эта версия основывалась на протестации, внесенной Николаем Семашко в земские книги 12.06.1599 г.

Далее Кошка доказывал свою неосведомленность относительно «шкрутинії», которую Гулевичи выводили в декабре прошлого года; зато он их позвал к слушанию своей на 13.01.1600 г., однако слушания не состоялись. Гулевичи, в свою очередь, в течение длительных контроверсий (разговоров) пробовали опровергнуть доказательства Кошки, однако когда суд приказал ему присягнуть в подтверждение того, что он действительно не знал о выводе контрагентами «шкрутинії», они неожиданно освободили его от присяги, требуя при этом перейти к слушанию сути дела. Впрочем, зацепка формального характера позволила Кошке просить об апелляции, что суд и позволил. На том же утверждении о фальсификации возным факта вручения исков обвиняемым и их незнании о выводе «шкрутинії» держались и процессы других лиц, позволило им перенести дело на апелляцию, а также вывести свои «шкрутинії» на грод. Излишне говорить, что такой ход надежно гарантировал рассасывания проблемы из-за ее прохождения различными судебными инстанциями.

Поэтому коротко остановлюсь на участниках бойни, а также попробую определиться с причинами случившегося. Николай и Маркиян Александровичи Семашко были детьми от двух браков (соответственно, с Анной Воловичивною и княжной Барбарой Порицкой) в то время покойного Александра Семашко на Хупкове, который начал свою урядницкую карьеру 28.07.1566 с должности Владимирского подкомория¹⁴¹. Своим дальнейшим продвижением был обязан участием в военных кампаниях Стефана Батория, в частности Брацлавское каштелянство получил 09.10.1581 во время осады Пскова. В 1586 году перешел в католицизм. Выстраивал карьеру через верную службу коронному канцлеру и великому гетману Яну Замойскому, по протекции которого в 1590 получил Луцкое староство¹⁴², на которое претендовал также князь Константин Острожский¹⁴³. Как верный клиент своего патрона, нередко выступал оппонентом в публичном пространстве князя Острожского, с которым Замойский конкурировал не только в сфере высокой политики¹⁴⁴, а за власть в регионе, настойчиво выстраивая свою сетку клиентарних связей на Волыни и Брацлавщине¹⁴⁵. После смерти Александра староство перешло в руки Марка Собеского, однако ненадолго, чтобы потом снова вернуться в семью Семашко¹⁴⁶.

Александр оставил детям также неплохое наследство, воплощенное в недвижимости, которая насчитывала 7 местечек и около 73 сел. Сбор им имений может претендовать на отдельную историю, демонстрируя неразборчивость в средствах. Так, значительную часть своей недвижимости Семашко получил, хитростью и силой вытеснив с отчизны падчерицу своей жены кн. Барбары Порицкой, вдовы Яна Монтовта, Анну Монтовтивну¹⁴⁷. О средствах, к которым прибегал Владимирский подкоморий, свидетельствуют жалобы княжны Марии из Масальских, его сводной сестры по матери (княгине Андреевой Масальской Анне Путятянцы), о том, что Семашко больше года держал ее у себя как рабыню, не отдавая мужу Константину Малинском, тем самым заставляя ее записать часть своей отчизны ему в дар¹⁴⁸. В случае отказа Семашко угрожал выдать ее замуж за своего конюха, несмотря на то, что она уже была обвенчана с Масальским, как поступил предварительно с Анной Монтовтовною¹⁴⁹.

Поэтому своей жене – Софии из Тарнова, сестре ротмистра Яна Тарновского, Маркиян Семашко записал на своих имениях 42 тыс. зол., которые после его смерти 22.08.1599 были выплачены вдове Николаем Семашко при условии возвращения ему родовой недвижимости¹⁵⁰.

Лица, которые были обвинены в причастности к нападению на Гулевичей и их друзей, часто фигурируют среди слуг и приятелей Семашко и князя Юрия Чорторыйского в разных жизненных коллизиях. С Остафием Елович-Малинским Семашко, в частности, связывал брак Николая Александровича с Настасьей Еловичивною-Малинской¹⁵¹. Евстафий не раз попадал на страницы гродских книг в качестве обвиняемого по уголовным преступлениям, в частности, по делу об убийстве князей Четвертинских. Это, впрочем, не помешало ему в разное время занимать уряд Луцкого гродского судьи¹⁵², в том числе и во время староства Николая Семашко, а также закончить жизненный путь униатским епископом¹⁵³. Об близости Сасина Русина к Александру Семашко свидетельствует пребывания его на уряде гродского писаря от начала Семашкового староства в 1590 г., а с 25.09.1597 – на месте гродского судьи¹⁵⁴. В то же время родственные связи соединяли его с Василием Гулевичем, дядей по материнской линии¹⁵⁵.

Александр Семашко был одним из опекунов детей Григория Данилевича, Луцкого гродского судьи – Ивана, Политана, Остафия, Раины и Анны Слуцких-Чеконських¹⁵⁶. Раина вышла замуж за Яна Несвецького, который вместе со Стефаном Солоневский в конфликтах часто появляется на стороне князя Юрия Чорторыйского – среди его слуг и приятелей¹⁵⁷. Сасин Русин как свидетель выступает на соглашении о разделе угодий между Политаном и Остафием Чеконськими от 01.12.1594 г. ¹⁵⁸, а также на заставе имения Петром Солоневским 20.06.1599 г.¹⁵⁹. Гнивош Кошка-Жоравицький называет себя служебником Маркияна Семашко. Среди обвиняемых в убийстве Михаила Коритенського, что случилось 23.04.1596 по наущению князя Юрия Чорторыйского (по утверждению вдовы), находились Януш, Яско и Фарисан Кошки¹⁶⁰. Зато среди друзей убитого фиксируются Михаил Гулевич и Кондрат Хорошко, впрочем, также Стефан Солоневский, которого впоследствии увидим на другой стороне, что демонстрирует как некую неустойчивость групп, так и в конце концов достаточно высокую ситуативность насилия. Чуть позже дочь Михаила Коритенського и вдова погибшего вместе с ним князя Юрия Масальського выйдет замуж за Михаила Гулевича¹⁶¹.

Средством создания клана Гулевичей в значительной степени выступали кровные и брачные связи достаточно разветвленной семьи. Так, Ян Рогаля был женат на Марине, сестре Демьяна¹⁶², Кондрат Хорошко – на Настасье Григорьевне Гулевичивне¹⁶³, Кондрат Смыковский – на Софии Гулевичивне¹⁶⁴. Те же лица, что сложили голову под Омеляниками из-за своей близости к Демьяну Гулевичу, фигурируют рядом с различными представителями этого рода и в других жизненных моментах. Так, свидетелями на дарственной письме от Богдана Хорошко сыну Кондрату выступают Михаил Янушович Гулевич, Кондрат Смыковский и возный Семен Козловский¹⁶⁵.

Среди обвиняемых в убийстве Адама Букоемського 16.01.1596 вместе с принципалом Андреем Гулевичем, зятем старосты Александра Семашко¹⁶⁶, упоминаются Павел Вышинский, Кондрат Смыковский, Кондрат Хорошко и слуги Демьяна Гулевича – Петр Гуляльницький-Горох, возный Василий Гуляльницький, возный Семен Козловский¹⁶⁷, Иван Гуляльницький¹⁶⁸. В то же время жалобу на тех особ внесли среди других также Евстафий и Василий Елович-Малинские как братья погибшего¹⁶⁹.

Поэтому, как видим, можно говорить об определенной устойчивость групп, противостоявших друг другу под Омеляниками, одновременно очевидно, что ее нельзя абсолютизировать. В различных жизненных коллизиях родственные связывания могли взять верх над дружескими или клиентарными отношениями и наоборот.

Постоянное присутствие рядом с Гулевичами различных представителей многочисленного рода Гуляльницьких, мелкой и практически безземельной шляхты, чьей специализацию было вознивство, служба на гроде и у богатой шляхты, эмоционально объяснил слуга князя Юрия Чорторыйского Антон Визгерд-Заболоцкий, жалуясь на Демьяна и сыновей Владимирского войского Михаила и Бенедикта Васильевичей Гулевичей о насилии и угрозах. Поэтому, по его словам, те, «до Гулялникъ промежку нас, убогою шляхту, утиснувшися, и снат, же за часом вси Гулялники от насъ, убогое шляхты, под свою моцъ и подъ свой росказъ подбити хотечи, праве безъ встыду и без боязни Божое» превратили тех Гуляльницьких в своих слуг, «которые волности своее шляхецкое постерегат не хотечи, до его милости пана Демъяна Гулевича, а другая половина – до пана Михайла Гулевича з службами своими» подалися¹⁷⁰.

Собственно, как представляется, именно особенности патронально-клиентарной системы и важность мести за обиды свои и родственников в шляхетском сообществе были глубинной причиной трагедии под Омеляниками. На это указывает история «малої людини» Антона Визгерда-Заболоцкого, мелкого адвоката, которую можно понимать как побочный эпизод противостояния панов между собой, а можно – как крайне симптоматический пример. Поэтому как замечал Визгерд в своей жалобе от 14.10.1597, он как лицо, «волности своее шляхецкое» охраняет, в отличие от Гуляльницьких, служить Гулевичам отказывался, а они сами и через своих слуг в отместку, а также из желания «с тое оселости и з маетности моее гулялницкое з Гулялникъ вытиснути и мене здоровъя моего напрод позбавити», оказывали ему различные обиды. В подтверждение своих слов Визгерд ссылался на вписанную в гродские книги 24.04.1591 «одповєдь», которую совершил Демьян Гулевич ему и его шурину: «Передъ двема возными повету Луцкого и при слышенью велю людей, учтивыхъ шляхтичовъ, учинилъ имъ отповедь и похвалку на здоровье ихъ, хотечи ихъ где кольвекъ потрапивши, самъ твою милость або черезъ слугъ и подданых вашеи милости на смерть позабияти, або ноги и руки имъ казати пообътинати, и здоровъя ихъ позбавити».

Похоже, что и сам герой цитаты ни был идеальным членом шляхетского сообщества, в частности, хорошим слугой своего господина князя Юрия Чорторыйского. Так, в 1593 Антон Визгерд рассказывал на гроде, что господин течение семи лет не платил ему обещанного вознаграждения за службу, а когда он просил князя, предварительно взяв упоминальный письмо от земского суда и подав его через возного, рассчитаться с ним и отпустить, то только ответил: «Служи соби кому хочешъ, бы и королеви швецкому, а я о тобе ведат не хочу». Более того, князь Чорторийский лично и через своих слуг, запугивая Визгерда, чтобы тот не позвал князя в суд, оказывал ему «одповєдь», а также объявил его «збігом» ¹⁷¹. Параллельно слуги князя Чорторыйского жаловались на гроде именем своего господина и от себя лично, что он Визгерд «непристойне потвар на его милост и на нас вложил», обвинив в угрозах, а на самом деле ни князь, ни они «одповєдєй» не оказывали. Ситуация со слов слуг князя Чорторыйского выглядела следующим образом: Антон никогда не был слугой князя, зато боярином Чорторыйского был его отец, по милости которого он держал от него имение Заболотцы; поэтому отец как слуга не раз обращался к господину с просьбой от «такъ злого противного и непослушного» сына защищать; князь же, «яко пан бачный, до жадного караня, которое он на тот час заслуговал, несквапливый будучи, лагодне и ласкаве его за то карал»; наконец, Чорторийский «за таковыми его поступками и злым захованем противко родичов им ся брыдити почал, на очи ходити не казал», поэтому он и пожаловался в суд на него, придумав историю о невиддачу платы и угрозы¹⁷².

Впрочем, эта история не помешала ему уже в 1597 году именно болезнью своего господина и отсутствием его на Волыни объяснять собственную уязвимость перед недоброжелателями: «А княжа милост Чарторыское на Клеваню, мои млстивыи пан, [...] мене, слуги его милости, в той хоробе его милости от таковыхъ кривдъ и небезпечностях моих ратовати (не может)». Показательно, что жалобу Визгерд внес на грод от себя и от своего господина. Заключив тестамент на случай неожиданной смерти, Антон Заболоцкий назначает опекуном не только Чорторыйского как своего патрона, но и подляшского воеводу князя Януша Заславского¹⁷³. В связи с этим вспомним острый обмен протестациями между ним и Демьяном Гулевичем. Свою реплику в это противостояние внес и Визгерд: так, он жаловался на Филиппа Бокия-Печихвостского, адвокатом которого выступал на процессе Гулевич, об угрозах мстить во время того же заседания земского суда: Напрод у замку, поткавъши, а потом и въ канцлярии земской луцкой пред слышенем много зацных людей злаял, зъсоромотил, а потом зараз сам там же словъне у канъцлерыи и на замку пред многими людми и пред возным и перед двема шляхтичами при том возном, пофалку и отповед на мене и на здоровъе мое учынил, хотечи мя на кождом местцу сам черезъ себе и черезъ слуг своих и через якихъ направленых особ обтят и на смертъ забитъ».

Далее Антон заявил о своем равенстве с Бокием, а также указал на оскорбление своего господина, причиненный обвиняемым через его образ как слуги (sic!): «легъце собе уважаючи особу княжати его милости, пана моего милого, теж и мою шляхетскую, яком ест кождому цнотливому шляхтичу в учстивости ровныи»¹⁷⁴.

Такая апелляция к господину была привычным риторическим ходом, своеобразной спекуляцией, которая имела целью втянуть его в конфронтации для демонстрации слугой перед противником своего символического капитала и получения желаемого. Как видим, не только слуги «творили» символический капитал пана, но и пан добавлял веса «маленькій людині» в сообществе. Как пример сочетания слуги с паном можно привести эпизод, связанный с оскорблением Федором Хомяком Льва Васильевича Лесото, слуги князя Богуша Корецкого: «Наполънивъшися воли своее, словы неучътивыми на его милость князя Корецкого, пана моего, мовил: «Такъ самъ, деи, княз Корецкии, лотръ, и слугъ в себе лотровъ и злодеев ховает». На том кривду его милости пану нашому чинит и намъ слугамъ его милости»¹⁷⁵.

О связи истории с убийством Демьяна Гулевича и эпизодов с Антоном Визгердом свидетельствуют обстоятельства его смерти. Так, уже после событий под Омеляниками 10.12.1599 он позвал (в суд) Юрия и Михаила Гулевичей за вред, причиненный ему во время нападения на его усадьбу всех Гуляльницьких по наущению Демьяна. Предварительно он, взяв из гроду письмо, во время погребальных церемоний требовал выдачи нападающих для наказания «на горло». В ответ Гулевичи «отповедъ и похвалку на пана Анътона Визкгерда на здорове его таковую учинили, мовечи тыми словы: «Если, дей, его на росказане пана Демяна Гулевича в тот час не забито, ино мы уси Гулевичи, иле одно нас ест, его, Антона Визкгерда, забъемъ або забит слугам своим у Луцку и где колвекъ росказали есмо, и по два грошы скинувши, головсчизну за него заплатим»¹⁷⁶.

Угрозы не были риторическими – 19.05.1600 Кирик и Клим Визгерды-Заболоцкие жаловались на Гуляльницьких, которые 26 апреля, сговорившись, их родного брата «нєодповєднє, нєлютостивє, окрутънє, тиранъскє на смєртъ забили, замордовали и на штуки руки, ноги, голову порубали, из живого мєртвого учинили» ¹⁷⁷.

Еще красноречивее выглядит происшествие, случившееся примерно за месяц до бойни под Омеляниками, в имении Лаврове, где соседями Демьяна Гулевича были Ян Васильевич и Сасин Петрович Несвецькие. Ян фигурировал в протестации Николая Семашко как рукодайный слуга погибшего под Омеляниками Маркияна. Как часто случалось между шляхтой, чьи имения граничили, это соседство было обременено мелкими конфликтами, следы которых фиксируются в гродских книгах. Так, 04.12.1598 жена Яна Несвецького жаловалась на Демьяна Гулевича о послании подданных в Лавров на ее и мужа, избиении и ограблении¹⁷⁸. В свою очередь, 6 февраля Демьян Гулевич жаловался, что 17 января в ночь с воскресенья на понедельник в Лаврове Ян Васильевич и Сасин Петрович Несвецькие с помощниками и подданными встретили его слугу, тяжело ранили и ограбили¹⁷⁹. А 5 марта он же присылал на уряд, сообщая о смерти одного из подданных, которые были избиты и ранены теми же Демьяна недоброжелателями¹⁸⁰.

Мелкие конфликты, которые были привычными между соседями, закончились довольно трагически: 26.05.1599 на гроде жена Яна Несвецького Раина Данилевичивна из Чеконських жаловалась на Демьяна Гулевича об убийстве своего мужа. По ее словам, обвиняемый постоянно оказывал кривды в имении Лаврове подданным ее мужа, а также угрожал ему на разных местах, «а то ни з жадного даня причины ему до того, толко для вытисненъя выкрывженъя з влостное убогое отчизны маетности его, части именъя в Лаврове». Поэтому в ночь 14 мая он вместе со своими слугами и гайдуками, а также со слугами приятелей, а именно – Ивана Калусовського¹⁸¹ и его сына Николая, Станислава¹⁸² и Остафия Вориських, Федора и Ивана Гулевичей, Кондрата Смыковского, Рокгали¹⁸³, имея с собой сына Александра Гулевича, всего около 50 человек, тайно подъехали к Лавровскому двору Яна Несвецького. После того, разобрав укрепления, ворвались во двор, окружили здания, выбили двери в кладовую, где спал Несвецький с женой, вынесли его на улицу и начали сечь саблями, а беременную жену «на таковую смертъ его гледет велели», несмотря на ее просьбы о милосердии. Несвецький через несколько часов, «волаючи о помсту до наивышъго, пану Богу духа отдал и с того света зшол»¹⁸⁴.

В ответ на жалобу Яновой Несвецькой Демьян Гулевич 6 июня внес в грод протестацию, фрагмент которой уже цитировался, где обвинил жалобщицу, лицо ему неровную, нешляхетского состояния – «смєръдовку»¹⁸⁵, в том, что она вместе с Петровой Несвецькою и сыном ее Сасином, «будучи особами легкими и мало людємъ знаємыми, смели снать на мєнє, чоловека почтивого, мужа доброе славы, и на сына моєго Алєксандра учинити протєстацые криминалныи, славе нашой доброй шкодливые, а правє доткливыє»¹⁸⁶. Поэтому Демьян Гулевич не только был виновником смерти Яна Несвецького, кровь которого взывала к мести, но и оскорбил честь его жены, соответственно, и всех ее родственников Слуцких-Чеконських, подняв (принизив?) легитимность их места в шляхетском сообществе. Эти события не могли пройти и мимо внимания господина убитого, Маркияна Семашко, ведь об убийстве Несвецького как красноречивом эпизоде в истории вражды Демьяна с Маркияном вспоминает Николай Семашко в своей протестации. Как представляется, эти эпизоды грубого беззакония, к которому прибегал Демьян Гулевич, а также его родственники, и стали толчком к событиям 11 июня под Омеляниками.

Конечно, можно было бы предположить, что основанием конфликта послужили острые противоречия в государстве, характерные для второй половины 90-х, связанные с религиозным фактором, в частности, Брестской унией, казацким вопросом, борьбой между регалистами и королевскими оппонентами. Все эти проблемы не только углубили противостояние между игроками первого эшелона власти, какими были, скажем, канцлер Ян Замойский и князья Острожские, но и неизбежно втянули в нее их клиентов и слуг. Политическая борьба велась на разных уровнях различными средствами – проблемы высокой политики обычно решались на границе между поместьями. Так, в 1596 году Александр Гулевич и князь Петр Воронецкий вместе с казаками Северина Наливайко несколько раз наезжали на брацлавские имения Александра Семашко и наносили ему большой урон. Несмотря на видимую непричастность князя Константина Острожского к происходящему, его не минули обвинения в руководстве действиями казаков¹⁸⁷.

В пользу такой трактовки косвенно указывает свидетельство слуги Демьяна, которому удалось уцелеть во время бойни под Омеляниками, о том, что его господин должен был окружить себя немалой свитой из-за опасности из прошлого сейма от солдат. О какой опасности и в связи с чем – сказать трудно. На Волынском передсеймовом сеймике в 1598 году конфликта удалось избежать, а на самом сейме дошло до определенного исправления отношений князя Константина Острожского с Яном Замойським¹⁸⁸. Поэтому объяснением может быть разве что личный конфликт Демьяна с Семашко, который имел корни в прошлом и к которому присоединился шурин Маркияна – ротмистр Ян Тарновский, чья рота квартировала в Луцке. Похоже, что политический фон не так провоцировал к конфликтам, как проявлял уже существующие и придавал им остроты…

Примеры откровенной, грубой жестокости как возмездия за обиды случались нечасто, обычно в ответ на предыдущее убийство, но другой способ возместить ущерб чести рода был невозможен… Демьян Гулевич, хоть и задевал интересы лиц из высшего эшелона власти, на самом деле имел все шансы умереть естественной смертью в собственном имении, ведь такие конфликты в большинстве преодолевались не физическим устранением оппонента, а благодаря договоренностям…

Демьян Гулевич ломал основы общественного консенсуса, который держался и на широко применяемой в публичном и частном пространстве идеи равенства всей шляхты, и на уважении к чужой собственности, под которой понималось не только имущество, но и «фамилия» – весь круг людей, которые считались своими и чья честь значила для господина часто не меньше, чем его собственная, потому, наконец, составляла ее весомую часть. В этих условиях уладить конфликт было практически невозможно; взывание к мести Яна Несвецького было услышано и полностью реализовано.

³⁹ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 55, лист 524.

⁴⁷ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 42, лист 407.

¹⁰⁶ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 41, листы 413 оборот-416; веновая запись датируется 28.04.1593 г.

¹⁰⁷ - Там же. Фонд 28, опись 1, дело 22, 11.09.1589 г.

¹⁰⁸ - AGAD. AZ, 240, k. 5.

¹⁰⁹ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 53, 1598 г.

¹¹⁰ - Там же. Фонд 28, опись 1, дело 23, листы 492 оборот – 493 оборот

¹¹¹ - Там же. Дело 26, 1593 г.

¹¹² - Mazur K. W stronę integracji z Koroną. Sejmiki Wołynia i Ukrainy w latach 1569–1648. Warszawa, 2006. S. 411–413.

¹¹³ - Там же. Фонд 25, опись 1, дело 40, лист 104 оборот.

¹¹⁴ - Там же. Дело 53, опись 1, листы 279 оборот –280 оборот

¹¹⁵ - Kempa T. Wobec kontrreformacji. Protestanci i prawosławni w obronie swobód wyznaniowych w Rzeczypospolitej w końcu XVI i w pierwszej połowie XVII wieku. Toruń, 2007. S. 110.

¹¹⁶ - Ibidem. S. 122–123.

¹¹⁷ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 42, лист 407

¹¹⁸ - Там же. Дело 55, листы 472–472 оборот.

¹¹⁹ – Отношения князя Януша Заславского и Демьяна Гулевича не были однозначными. Так, 16.02.1595 года на гроде была признана передача от князя Януша Заславского и его жены княгини Александры Сангушкивны Демьяну за кредит в 4 тысячи 60 золотых имения в Луцком уезде – Серники (двор, фольварк и выселки), сел Тростянка, Княгинин, Сопотовичи, Дедовичи, Руду и Своз (Фонд 25, опись 1, дело 46, лист 104 оборот -105 оборот).

¹²⁰ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 52, лист 625 оборот.

¹²¹ – Там же. Дело 50, листы 668–668 оборот.

¹²² - Там же. Дело 55, листы 500–503 оборот (текст реляции возного).

¹²³ - Там же. Лист 594

¹²⁴ - Там же. Дело 55, листы 675-678

¹²⁵ - Там же. Листы 665 оборот – 667.

¹²⁶ - Там же. Листы 816-816 оборот.

¹²⁷ - Там же. Фонд 26, опись 1, дело 13, листы 810 оборот - 812. Достоверность этой протестации сомнительна, ведь она достаточно тяжело согласуется с фатальными последствиями истории для Гулевичей и их друзей. Возможность задуманной засады на Маркияна со стороны Демьяна плохо сочетается с другими деталями. Единственной приемлемой версией могло бы быть случайное столкновение Демьяна со своим недоброжелателем Маркияном на омеляницкой плотине, лежавшей на дороге до Забороля. Николай Семашко в том случае, узнав о смерти брата, мог мобилизовать друзей, собравшихся в Луцк на заседание земского суда, и отомстить за его смерть. Однако в этих обстоятельствах было бы все же быть временной промежуток между событиями, который отсутствует. Также непонятной деталью при таком развития событий является ожидание Гулевича с приятелями на том же месте подхода отряда Николая Семашко. Впрочем, если даже допустить элемент случайности в описываемых событиях, что маловероятно, это не меняет главного – существование острого конфликта между двумя кланами.

¹²⁸ - Там же. Фонд 25, опись 1, дело 55, листы 824–824 оборот.

¹²⁹ - Там же. Листы 960 оборот – 963 оборот

¹³⁰ - Там же. Листы 1002 – 1005 оборот

¹³¹ - Там же. Листы 957-960 оборот, 970 оборот – 973 оборот

¹³² - Там же. Листы 964-967, 967-970

¹³³ - Там же. Листы 973 оборот – 976 оборот

¹³⁴ - Там же. Листы 1005 оборот – 1009

¹³⁵ - Там же. Листы 1009 – 1012 оборот

¹³⁶ - Там же. Листы 954-957

¹³⁷ - Там же. Листы 1002-1005 оборот, 1009-1030 оборот, 1034-1037 оборот

¹³⁸ - Там же. Листы 267-267 оборот. 11 ноября Евстафий Елович-Малинский присягнул на судейство.

¹³⁹ - Там же. Дело 61, листы 73-73 оборот

¹⁴⁰ - Там же. Листы 163, 148 оборот – 149, 226-226 оборот, вполне вероятно, что возного удалось подкупить или повлиять на него каким-то другим способом.

¹⁴¹ - Polski słownik biograficzny. 1996. T. XXXVI/4. Z. 151. S. 601-602; Kamieński A. Kariera rodu Siemaszków w XV–XVII wieku // Lituano-slavica Posnaniensia Studia Historica. 1989. III. S. 179–202.

¹⁴² - Предоставление Александру Семашко староства датированно 03.05.1590 г. (ЦГИАУК. Фонд 26, опись 1, дело 7, листы 550 оборот - 551 оборот).

¹⁴³ - Kempa T. Konflikt między kanclerzem Janem Zamoyskim a książętami Ostrogskimi i jego wpływ na sytuację wewnętrzną i zewnętrzną Rzeczypospolitej w końcu XVI wieku // Социум. Альманах социальной истории. Киев, 2010. Выпуск 9, с. 72–73.

¹⁴⁴ - Ibidem.

¹⁴⁵ - Sokołowski W. Politycy schyłku złotego wieku. Małopolscy przywódcy szlachty i parłamentarzyści w latach 1574–1605. Warszawa, 1997. S. 44–52.

¹⁴⁶ - Вдова Александра Семашко княжна Барбара из Порицких обращалась к Яну Замойскому с просьбой передачи Луцкого староства в руки ее сына Маркияна (AGAD. AZ, 240, k. 9-11).

¹⁴⁷ - См., например, продажный акт Анны Монтовтовны на город и замок Коблин, а также села, принадлежавшие к замку, мачехе Александровой Семашковой княгине Барабаре из Порицких за 5 тыс. коп, где упоминалось, что заявление покойного мужа Анны Казимира Ледницкого о том, что те особы Анну в заключении держали и «до записов приневолне примушали», была ложная; акт датирован 15.07.1572 г., а внесен во Владимирские актовые книги в июне 1574. В тот же день была сделана запись от той же той же на двор Млинов (ЦГИАУК. Фонд 28, опись 1, дело 8, листы 142-143 оборот, 146-148 оборот).

¹⁴⁸ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 16, листы 303 оборот – 305.

¹⁴⁹ - Архив ЮЗР. К., 1909. Ч. 8. Т. ІІІ: Акты о брачном праве и семейном быте в Юго-Западной Руси в XVI–XVII вв. с. 249.

¹⁵⁰ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 56, листы 207-209 оборот

¹⁵¹ - Там же. Дело 57, листы 60-61 оборот

¹⁵² - По староство Александра Пронского с конца 1581 до 1588

¹⁵³ - О конфликте вокруг избрания епископом Остафия Ело-Миланского см.: Мазур K. W stronę integracji z Koroną ... S. 396; Kempa T. Wobec kontrreformacji. Protestanci i prawosławni w obronie swobód wyznaniowych w Rzeczypospolitej ... Toruń, 2007. S. 243-244, 250; Довбищенко М. Волынская шляхта в религиозных движениях конца XVI - первой половины XVII в. К., 2008. с. 119-122.

¹⁵⁴ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 52, листы 2-2 оборот

¹⁵⁵ - Там же. Дело 31, лист 714

¹⁵⁶ - Правда, имущественные претензии Чеконських к своему опекуна удалось устранить только через Трибунал Фонд 25, опись 1, дело 41, листы 434-437.

¹⁵⁷ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 46, листы 297 оборот - 299; кн. Юрий Чорторийский и Евстафий Елович-Малинский фигурируют в качестве свидетелей на продажном письме Остафия Бенедиктовича Солоневского имения Григоровичи Яну Пилитовському от 03.01.1594 г. (Там же. Дело 41, листы 678 оборот - 681).

¹⁵⁸ - Там же. Дело 41, листы 844-845 оборот

¹⁵⁹ - Там же. Дело 56, листы 163 оборот – 166 оборот.

¹⁶⁰ - Там же. Дело 49, листы 172-173 оборот. Обратим внимание также на длительные конфликты Кошек с Прокопием Хринницким (например, там же. Дело 53, листы 547 оборот - 549), где Прокоп жалуется о том, что Кошки «небезпечност вден и вночи здоровю моему чинят, также яко оденъ тулякъ для небезпечности зъ дому своего зъ жоною и з детками уеждчати мушу»), повинным Демьяна Гулевича, который вместе с Андреем Гулевичем от имени Настасьи Патрикиивны Демьяновой Гулевичевой и Настасьи Гулевичивны Кондратовой Хорошковой в июне 1599 года рассказывали на гроде об исчезновении имущественных документов во время убийства (Там же. Дело 55, листы 543-544).

¹⁶¹ - Там же. Дело 55, лист 86.

¹⁶² - Там же. Фонд 56, опись 1, дело 12, лист 220 оборот

¹⁶³ - Веновая запись от 06.02.1594 г. Кондрата Хорошко своей жене Настасье Гулевичивне (сестре Григория, Федора и Ивана Григоровичей Гулевичей, Волынских хорунжичив) на имения Кнегинин на сумму 1100 коп за приданое в 550 коп (Фонд 25, опись 1, дело 41, лист 685 оборот - 687 оборот). Кондрат Хорошко назван слугой Демьяна (Там же. Дело 49, лист 169 оборот - 172). 164 ЦДИАУК. Ф.

¹⁶⁴ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 55, листы 653-654

¹⁶⁵ - Там же. Дело 41, листы 571 оборот – 573 оборот, 03.12.1593 г.

¹⁶⁶ - Близость Андрея Гулевич к семье Семашко не обязательно гарантировала ему хорошие отношения с новоприобретенными родственниками. Так, в 1595 году Семашки подали в Луцкий земский суд протестацию, в которой жаловались на Андрея Гулевича о принуждении жены к записи ему всей ее веновой части: «... яко белая голова, будучи молодою, не будучи ведома права, которое от малжонка своего мает, а без ведомости и позволеня их милости пана браславского яко отца своего, также без ведомости и позволеня брати своее рожоное и без ведомости иншихъ повинъных своих». Гулевич получил приданого по жене Раине Александровне Семашковой 4 тыс. золотых наличных и записал 5 тыс. в удвоенном размере на своих имениях, то есть 10 тыс., которые они как супруги должны были вместе держать (Фонд 26, опись 1, дело 9, листы 330 оборот - 331 оборот).

¹⁶⁷ - В наезде Кондрата Хорошко на своего недоброжелателя в Луцке участвовал также возный Семен Козловский (Фонд 25, опись 1, дело 50, лист 120 оборот – 120 а), который жил в имении Кнегинине, где недвижимость имел и тот же Хорошко. Вполне вероятно, что Козловскому было предоставлено там несколько волок земли кем-то из владельцев, что было необходимо для занятия уряда возного; тем самым возный становился слугой своего доброжелателя (Фонд 25, опись 1, дело 55, лист 7 оборот).

¹⁶⁸ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 49, листы 63-69

¹⁶⁹ - Там же. Фонд 26, опись 1, дело 10, листы 187-187 оборот

¹⁷⁰ - Там же. Дело 11, листы 617-620

¹⁷¹ - Там же. Фонд 25, опись 1, дело 44, листы 537 оборот – 538 оборот

¹⁷² - Там же. Листы 552 оборот – 553 оборот

¹⁷³ - Там же. Фонд 26, опись 1, дело 11, листы 617-620

¹⁷⁴ - Там же. Дело 12, листы 687 оборот – 688 оборот

¹⁷⁵ - Там же. Фонд 25, опись 1, дело 11, лист 66 оборот, 1569 г.

¹⁷⁶ - Там же. Дело 57, листы 1050-1058

¹⁷⁷ - Там же. Дело 56, листы 563-564

¹⁷⁸ - Там же. Дело 53, листы 589 оборот – 590 оборот

¹⁷⁹ - Там же. Дело 55, листы 139-140 оборот

¹⁸⁰ - Там же. Листы 184-184 оборот

¹⁸¹ - Был женат на Настасье Романовне Гулевичивне, родной сестрой Демьяна (Фонд 26, опись 1, дело 12, лист 223 оборот).

¹⁸² - Жена – Раина Романовна, сестра Демьяна (Фонд 26, опись 1, дело 12, лист 223 оборот)

¹⁸³ - Был женат на Маруше Романовне (смотри: там же).

¹⁸⁴ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 55, листы 452-452 оборот

¹⁸⁵ - Утверждение Гулевича о ней как о дочери «Даниля поповича съ Слуцка, который сє потомъ звалъ Слуцкимъ, а ижъ за щастъємъ своимъ понялъ былъ дедичку в Чєкни, про то Чєконскимъ нє будучи», не были беспочвенными.

¹⁸⁶ - ЦГИАУК. Фонд 25, опись 1, дело 55, листы 472-472 оборот

¹⁸⁷ - Там же. Дело 49, листы 99 оборот – 100 оборот, 909 оборот – 910 оборот

¹⁸⁸ - Kempa T. Konflikt między kanclerzem... С. 88–89