|
Первые Гулевичи на Гомельщине ?! Люстрация Речицкого повета Чечерского
староства 1765 года из Вильнюсского архива. Деревня Дудзиче (Рудня Дудичская) в
списке "Specifikacya distinctim differentiarum miasta i wsiow starostwa
Czeczerskiego". “Wies Dudzicze" - pana Dernatowicza
chorazego rzecyckiego y krolewszczyzna ... pana Wyszynskiego"
Dudzicze – Jan Hul
Место, которого нет на карте Водитель маршрутки слегка удивился, когда я попросила
остановить на безымянном перекрестке: «Там же лес и зона!» «Точно, — кивнула
я. — Там — лес, зона и люди». Грунтовая дорога, ведущая от трассы, упиралась
в милицейский вагончик контрольно–пропускного пункта, за которым 15 — 40 кюри
и путь в деревню Рудня–Дудичская.
На карте Чечерского района этой деревни не найти. После чернобыльской аварии
она, как и десятки других, — просто так называемая зона радиационного
отчуждения. Вот только жизнь здесь продолжается, несмотря ни на что.
Единственные здешние обитатели — Николай Константинович и Софья Никитична
Ключинские — присматривают за деревней, восстанавливают церковь, ремонтируют
самолет и снимаются в японском документальном кино. Экскурсовод и
киногерой Если покопаться в исторических справочниках, то в них
нетрудно найти «биографию» Рудни–Дудичской.
В XVII–XVIII веках здесь объявились польские семьи Ключинских, Гулевичей, Корчевских, Зинкевичей.
Обосновавшись на землях, богатых железной рудой, они добывали ее,
переплавляли и обозами отправляли в Санкт–Петербург. Зажиточный был народ, от
чего в лихие постреволюционные годы и пострадал. 70–летний коренной житель
Николай Константинович Ключинский — строгий крепкий старик в шапочке «Adidas»
— эту историю своих предков, которую ему суждено завершать, рассказывает
каждый раз, когда в их чернобыльскую глухомань заглядывают гости. Особенно
иностранные. Для них он здесь и экскурсовод, и главный герой. На исходе 90–х японские документалисты, например,
превратили Рудню–Дудичскую в
своеобразную съемочную площадку. В деревне они снимали фильм об
«отшельниках», оставшихся в родных местах вопреки аварии. Камера «ходила» по
пятам за Ключинскими, запечатлевая на пленке каждый шаг: картошку сажают,
печь топят, пасут скот, играют на гармони и поют песни. У господина
Курулчинского и Софи–сан — так Ключинских между собой называли иностранцы —
заезжая кинобригада и столовалась. Японцы быстро забыли о своих палочках и с
удовольствием уминали борщ и домашнее сало. Документальная лента «Надина
деревня» о жизни после Чернобыля получила премию на одном из международных
конкурсов. В Рудне–Дудичской ее
смотрели в гараже Ключинских, куда японцы привезли кинопроектор. Нынче весной
зарубежные киношники опять пожаловали в гости. Хотят снять продолжение к
20–летию трагедии. И Ключинский снова для них и экскурсовод, и киногерой. — Вот на этой речушке стояла водяная мельница, — ведет
меня дед Коля по изрытой ямами деревенской дороге, вдоль которой зияют окна
домов–развалин, торчат обгоревшие печные трубы, как в послевоенных хрониках,
и о прогрессе напоминает кем–то брошенная газовая плита. — А на этом месте
была кузница. В той стороне — школа, ее строили еще в царское время. Недавно
пытались разбирать, да не тут–то было: кладка такая, что не поддается. До чернобыльской аварии в Рудне–Дудичской стояло 98 дворов. Крепкий дом Ключинских в
деревне появился последним. Последним и остался. Резное крыльцо, аккуратный
заборчик, электрическая колонка... А еще двор Ключинских выдает птичий гвалт.
Николай Константинович, прибивая к деревьям кормушки и скворечники,
приваживает воробьев, синичек и скворцов, которые после аварии вдруг исчезли,
а теперь вновь появились. «Так вроде жизнь продолжается», — горько усмехается
дед. Жизнь из деревни стала уходить в середине 90–х, когда
отселились и те, кто держался до последнего. Ключинские остались. Софья
Никитична еще не догадывалась, что муж подал в райисполком заявление об
отказе покидать родные места. Но, погоревав, согласилась: «Сколько
односельчан уехало, и почти все умерли на чужбине из–за тоски по родным
местам. А знаете, сколько звонят, расспрашивают о нашей жизни? Хотя какие у
нас новости?» Земляки возвращаются сюда только на Радоницу или на кладбище —
почить. И дед Коля вновь вроде распорядителя и хранителя памяти предков:
воюет с залетными бомжами, «если ведут себя непотребно», присматривает за
домами. Ключинским не страшно и не скучно. Есть электричество, телефонная
связь. Раз в месяц приезжает почтовая машина, два раза в неделю — автолавка.
Остальное: книги, гармонь, огороды, самолет, церковь... Мечта о крыльях Мечта всей жизни «зацепила» Николая Константиновича в
военные годы, когда вместе с другими мальчишками он бегал в расположившийся
неподалеку авиаотряд. Пацанам разрешали сидеть в кабине, а в самые счастливые
дни — летать до госпиталя и обратно. С тех пор мысли о небе не оставляли
Ключинского. После армии он сразу же отправился в авиационное училище.
Но, увы, остановила медицинская комиссия. Ключинский на время успокоился,
решив посвятить себя другой технической страсти — связи. Выучился, поступил
на работу в районный узел связи, где ему выдали велосипед, а потом и
мотоцикл. В день наматывал по 200 километров, обслуживая деревенские линии.
Дед Коля весело сверкает из–под седых бровей: «Если брать по километражу, так
я уже сделал круг по земному шару!» Не знаю, как путешествие вокруг света, но
до начальника районного предприятия электросвязи Николай Константинович
доработал, сумев на протяжении 45 лет трудов при всех земных заботах не
растерять мечту о небе. Как только в конце 90–х один из гомельских авиаклубов
оказался на грани закрытия, а списанные спортивные самолеты — почти на
свалке, тут же возник Николай Константинович: «Отдайте мне один». Вот так в
обмен на 300 килограммов металлолома Ключинский наконец заполучил свою
изломанную покореженную мечту. Софья Никитична потом еще долго выговаривала:
«Все люди, как люди, кто трактор списанный брал, кто грузовик, а он самолет
домой притянул. По правде сказать, очень я боялась этих его полетов. Надо
уметь, а он что? Любитель». Как–то в один из дней Николай Константинович должен был
отправиться в свой первый полет. Пришел в ангар, им же любовно отстроенный, а
крылья самолета изрублены. В уголке сидела супруга и плакала: «Вдруг с тобой
что случится?» Потом и сама помогала мужу восстанавливать самолет. Но так
Николай Константинович и не полетел. Обнаружилось, что двигатель требует
замены. Настоящий авиационный «ROTEX–60» стоит несколько сотен долларов.
Приезжавшие как–то иностранцы обещали Ключинскому помочь, но уехали и забыли.
А дед все мечтает: «Наверное, я уже ничего не сделаю. Но гляну в небо — душа
заходится». К нему не однажды наведывались «крутые» парни и простые
авиалюбители. Только дед Коля крылатую машину не продает. — Что вы ее бережете? Все равно стоит, — вставила я свои
пять копеек и тут же пожалела, глянув на помрачневшего Ключинского. — Да разве можно! Это все одно, что мою душу продать, —
прозрачные стариковские глаза затянуло слезами. Теперь я точно знаю: он
просто на время отодвинул самолет–мечту, потому что нужно справиться с еще
одним делом всей его жизни — поднять из пепла Никольскую церковь. Дорога к храму В Рудне–Дудичской
дед Коля остался не потому, что боялся умереть на чужбине, и не потому, что
такой уж он противник шумной городской жизни. Одно время и Ключинский думал
бросить все, как есть, и податься в чистые места. Но приснился старику сон, в
котором двоюродный дядька просил: «Ты, Коля, не оставляй деревню. Тебе надо
церковь досмотреть». Когда все разъехались, у Ключинских оказались и
церковная печать, и церковная книга, и ключи от церкви. В исторических справочниках появление Никольской церкви
датировано первой половиной XIX века. Однако любознательный Ключинский нашел
упоминание о том, что храм все–таки построили в 1600 году. Церковь пережила
Великую Отечественную войну, в советские времена побыла и клубом, и
зерноскладом. А в послечернобыльские годы из–за малости прихожан службу здесь
проводили только раз в месяц, для чего из Ветковского прихода приезжал
священник. Софья Никитична поддерживала порядок, Николай Константинович
охранял. Но, несмотря на стариковскую бдительность, храм четырежды
обворовывали, покушаясь на иконы. А 19 марта 2002–го не стало и самой
деревянной церкви. Сгорела вместе с сухой весенней травой, вспыхнувшей
неизвестно от чьей руки. Ключинские сидели и плакали: не стало их души... За три года, минувших с того дня, Николай Константинович
обнес святое место металлической оградой, которую сварил из лома; поставил
ворота, которые неизменно закрывает на защелку; повесил табличку о том, что
здесь стояла церковь. И потихоньку сносит на это место кирпичи, чтобы
возвести хотя бы часовню: — Пытался возить камень на мотоцикле — вручную тяжело, да
обломалась тележка — не выдержала. Мне бы мини–трактор, я мигом бы отстроил
часовню. У меня и план есть — снял копию, и фотографии церкви сохранились.
Даже колокол жив–живехонек. Его из авиационной бомбы мужики сделали, служил,
пока не случилась эта беда. ...Странные эти старики Ключинские, будто неземные или,
наоборот, земные очень, сохранившие в себе удивительную мудрость и чистоту. Я
все спрашивала: «Ну зачем вам эти хлопоты? Здесь все равно никто не живет.
Вас не станет, и деревни не станет. Кто будет молиться?» А они подсовывали
мне кружку кленового сока, переглядывались и светло улыбались, не понимая
вопроса: «Что же мы — прожили век и после себя оставили развалины, одно лишь
пепелище? Неправильно это. Люди все равно потянутся в эти места. А тут —
храм, целый и невредимый». Я пила кленовый сок, потом с дедом Колей неслась
на стареньком мотоцикле к «большой земле», и меня не покидало ощущение, будто
где–то здесь — в этом одичавшем от безлюдья месте — открываются ворота в
небо, а Ключинские всего лишь помогают путникам их разглядеть. Автор публикации:
Виолетта ДРАЛЮК ЗАХОРОНИТЬ, НО НЕ ЗАБЫТЬ...
Мы привыкшие к
тому, что находимся на загрязненной радионуклидами территории, постепенно
забываем о той опасности, которая угрожает человеку. Тем не менее, люди снова
радуются жизни, следы чернобыльской катастрофы сглаживает время, ведутся
работы по ликвидации последствий аварии 1986 года. В частности, на территории
района продолжается захоронение строений и их остатков в выселенных
населенных пунктах. В этом году гомельской организацией РСУП «Полесье»
завершен снос ветхих строений в д. Залавье. В данный момент ведутся работы в
деревне Рудня Дудичская. Когда-то
здесь насчитывалось 98 домов. Сейчас живет две семьи, а все оставшиеся
полуразрушенные строения подлежат захоронению. В планах на этот год также
работы в деревнях Себровичи и Шепетовичи. Совсем скоро на месте бывших жилых
домовладений вырастет молодой лес. Вот только в людской памяти никогда не
должно быть места забвению. http://cv-smi.gomel-region.by/ru
|
