Из рапорта и.о. начальника ГАУ НКВД СССР И.И. Никитинского
наркому внутренних дел СССР Л.П. Берия
20 августа 1939 г.
Гулевич К.С. – директор Историко-Архивного Института, в 1921 г. являлся лидером
шляпниковской оппозиции в Полтаве. Решением Свердловского РК ВКП(б) от 14.08.39
г. за активную антипартийную деятельность, за скрытие от партии принадлежности
к шляпниковской оппозиции и неискренность - Гулевич К.С. из рядов ВКП(б)
исключен.
И. Никитинский
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3561. Л.36.
Копия.
Москва, 1936 г.
Вступительная статья,
подготовка текста и комментарии Т.И. Хорхординой и В.Ю. Романовой
«СТУДЕНТЫ ПРОСЯТ, ЧТОБЫ ОРГАНЫ НКВД НАВЕЛИ В ИНСТИТУТЕ
БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ПОРЯДОК»
В
истории Московского государственного историко-архивного института, к 70-летнему
юбилею которого приурочена наша публикация архивных документов, много страниц
до сих пор остаются еще не написанными, не дописанными или написанными заведомо
неправильно. Если принять точку зрения Р. Дж. Коллингвуда о том, что в основе
работы историка при выборе источников всегда лежит «априорное воображение», то
лучшего доказательства истинности этой гипотезы, чем юбилейные публикации,
трудно и придумать.
Из
огромного массива выявленных нами в фонде Главархива (ГА РФ, ф. 5325)
документов по истории Института архивоведения, который, впрочем, почти сразу
был переименован в Историко-архивный институт (хотя один из его истинных
отцов-основателей – Ф.Д. Кретов – предпочитал даже в официальных документах
употреблять название «Институт архивных работников»), мы публикуем, сохраняя их
стилистические особенности, подборку материалов, которые сами по себе образуют
сценарий трагикомического фарса.
Фарс
этот был бы даже смешон, если бы не заканчивался кровавым итогом – десятками и
сотнями искалеченных судеб. Лимитируемые жесткими рамками объема журнальной
публикации, мы ограничимся только кратким изложением исторического фона, на
котором возникает и разворачивается действо, изложенное в документах, а также
характеристиками нескольких действующих лиц, если о них нет сведений в самих
документах.
Итак: время действия – вторая половина 30-х
гг.
Уже
ясно видна бесперспективность плана авральной замены старых специалистов на
«красных профессоров», хотя процессы «коммунизации» и «орабочивания» вузов
продолжаются.
В
архивной отрасли арестована «старая гвардия» во главе с Яном Антоновичем
Берзином-Зиемелисом (1881 – 1938)[1], отстранен от руководства Владимир
Васильевич Максаков[2], хотя, работая в библиотеке
Коммунистической академии, он продолжает читать лекции в Историко-архивном
институте.
В самом
институте идет борьба между сторонниками курса на «синтез энциклопедичности и
специализации», который был характерен для Московского археологического
института времен Александра Ивановича Успенского, и борцами за узкую
специализацию, провозглашенную при создании ИАИ умершим в 1932 г. Михаилом
Николаевичем Покровским. Но пока ведутся эти внутренние споры, в недрах НКВД
уже зреет кардинальное решение о включении в ведение органов НКВД архивного
дела в целом, которое будет принято в 1938 г. После поглощения всемогущим
наркомвнудельским Левиафаном при Ежове, а затем при Берии, управлений по
охране лесов местного (непромышленного) значения, государственной съемки и
картографии, шоссейных дорог (ГУШОСДОР) и Центрального управления мер и весов,
настает черед и архивного ведомства. Все архивисты, от работников центрального
аппарата до технических служащих «низового звена» архивов, проходят кадровую
чистку: в ряды чекистов допускаются только лица с безупречным политическим
прошлым и рабоче-крестьянским происхождением.
Москва, 1937 г.
Архивы будут включены в систему НКВД практически одновременно с
разветвленной системой вытрезвителей, изъятых из ведения Наркомздрава СССР. При
этом профессиональные качества преподавателей и студентов ИАИ, составляющих
часть аппарата ЦАУ СССР и даже размещающихся вместе с ним пока еще в одном
здании, интересуют руководство НКВД в последнюю очередь. В стране проходят ряд
открытых процессов над «врагами народа», которые вскоре будут заменены
закрытыми судами «троек» и военных трибуналов. Именно в это время управление
кадров НКВД поднимает все старые дела, касающихся «политического лица» каждого
из сотрудников и студентов института, и заводит новые, составленные уже на
гораздо более высоком, профессиональном уровне.
В
публикуемых нами документах вы можете воочию наблюдать смену содержательной
части текста: от констатации слухов и голословных обвинений авторы оперативных
справок переходят к изложению результатов проверок, проведенных по центральным
архивам, картотеке НКВД и «на родине», то есть по местам рождения и проживания
каждого из попавших под подозрение лиц.
Именно в это время впервые в поле зрения органов появляются факты
противоборства пришедшего в 1934 г. на пост директора ИАИ старого партийца
Николая Ивановича Соколова и сменившего его в 1937 г. Константина Степановича Гулевича с критически настроенной группой
студентов, искренне не понимающих, чему их учат в этом уникальном вузе – быть
бойцами «идеологического фронта на направлении исторических наук» или исполнять
обязанности архивариусов в хранилищах, которые отнесены после письма Сталина в
журнал «Пролетарская революция» в 1931 г. на задворки, на периферию
общественной жизни[3].
Так
на свет Божий появляются давно забытые приказы Соколова об укреплении учебной
дисциплины в институте и наказании «студента Сидорова» за сатирический фельетон
в адрес вымышленного «професссора Ветеринарной академии Пьянкова», в котором
студенты увидели черты одного из реальных институтских преподавателей.[4] После приказа директора студент Ф.И.
Сидоров наносит ответный удар, формулируя прямые политические обвинения в адрес
дирекции института в целом, и против Соколова - в частности.[5] Став аспирантом и проделав затем
головокружительную карьеру вплоть до поста заместителя управляющего ЦАУ,
Сидоров – вольно или невольно – выступил как один из главных инициаторов борьбы
за смену «сомнительного» руководства.
Затем
в нее включились активисты – несколько комсомольцев и кандидатов в члены ВКП(б)
с 1 – 4 курсов, а также аспиранты – секретарь комитета ВЛКСМ и председатель
профкома института. Вначале они направили письмо на имя наркома внутренних дел
Л.П. Берия[6], и немедленно были приняты его
заместителем – Всеволодом Николаевичем Меркуловым[7] (тексты соответствующих документов мы
публикуем в данной подборке).
В.Н.Меркулов, зам. Л.
Берии
В
институте проходят бурные собрания, итог которых был предрешен: НКВД формирует
одну за другой комиссии по проверке всех и каждого, подвергая репрессиям десятки
преподавателей и студентов по спискам, которые теперь составляются уже в недрах
НКВД. Результатом «проверок» стали увольнения профессоров и преподавателей,
имена которых фигурируют в опубликованных документах. С начавшимися «чистками»
непосредственно связана безвременная кончина в июне 1938 г., в неполные 48 лет,
Михаила Станиславовича Вишневского, который в «черных списках»
охарактеризован по-чекистски лаконично и исчерпывающе: «поляк, дворянин,
меньшевик»[8].
Напомним: выпускник Петербургского университета, затем научный сотрудник
Института литературы и языка при Петроградском университете, с первых лет
революции бросившийся на защиту гибнувших в провинции архивов, и, наконец,
ставший одним из первых профессоров кафедры архивоведения ИАИ М.С. Вишневский
был не только самым выдающимся методистом-практиком архивного дела своего
времени, но и (совместно с В.В. Максаковым) основателем нашего института.
Именно они вдвоем составили в июле 1930 г. подробную записку о необходимости
создания специального высшего учебного заведения – Института архивоведения при
ЦАУ СССР.[9] На основании этой записки и соответствующего
ходатайства заведующего ЦАУ М.Н. Покровского в Президиум ЦИК СССР было
принято Постановление ЦИК и СНК Союза ССР от 3 сентября 1930 г. «Об открытии
при Центральном архивном управлении Союза ССР Института архивоведения и о
передаче Кабинета архивоведения при Центральном архивном управлении РСФСР в
ведение Архивного управления Союза ССР».
Кстати, упомянутый в тексте Кабинет архивоведения – тоже детище Михаила
Станиславовича, своеобразная научно-учебная лаборатория, в которой архивисты всей
страны знакомились с самыми современными методами работы с архивными
документами, изучали опыт своих предшественников и коллег, делали научные
сообщения и доклады.
Последние семь лет жизни профессор М.С. Вишневский с болью в сердце
требовал покончить с «недооценкой и прямым пренебрежением к архивным
дисциплинам, которое передается студентам и аспирантам».[10] В мае 1938 г. он был «вычищен» из
института. Главный труд жизни – рукопись учебника по теории и технике архивного
дела – была у него отобрана и в приказном порядке передана для завершения
«бригаде» в количестве 28-ми человек. Спустя месяц М.С. Вишневский умер.
Учебник так и остался ненаписанным.
Москва, на Набережной.
1930-е гг.
Трагически сложилась и судьба упоминающегося в «черных списках» Бориса
Иосафовича Анфилова (1882 – 1941), который теоретически разработал и
предвосхитил основы перестройки комплектования государственных архивов в конце
50 – начале 60-х гг. Этот «сын дворянина, бывший меньшевик, бывший офицер
старой армии в чине капитана», «сильно озлобленный»[11], был уволен в самом начале 1939 г. и
остался без всяких средств к существованию. До этого его «вычистили» из ЦАУ,
затем уволили из института, и, наконец, – из архивохранилища, где он, архивист
с 15–летним стажем плодотворной руководящей работы в ЦАУ, автор многих
теоретических трудов и методических разработок, которые не утратили своего
значения и сегодня, занимал третьеразрядную техническую должность. Пенсию ему
не назначили, поскольку в 1939 г. ему исполнилось только 57 лет (при этом не
учтя, что он является инвалидом Первой мировой войны). Спустя два года
Б.И. Анфилов скончался.
Многое в публикуемых документах связано с личностями первых директоров
Историко-архивного института (после ухода С.М. Абалина) - старого
ветерана-большевика Николая Ивановича Соколова и сменившего его в 1937 г. Константина Степановича Гулевича.
Практически об их судьбе после «чистки» ничего не известно. Однако снятие с
должности Соколова с формулировкой «как не справившегося с работой»[12], а также исключение из партии и
последующий арест Гулевича вряд ли
дают основания для оптимизма относительно их судеб.
Последним из тех, кто возглавлял ЦАУ до его официального включения в
систему НКВД, был Николай Васильевич Мальцев. Он фигурирует почти во всех
«черных списках», но будет уволен с поста и.о. управляющего ЦАУ СССР только в
апреле 1939 г. По слухам, которые зафиксированы в ряде доносов в органы НКВД,
столь долгая «живучесть» Н.В. Мальцева была связана с тем, что в годы
большевистского подполья он боролся с царизмом рука об руку с самим В.М.
Молотовым и пользовался его покровительством. Но в конце концов и его заменят
кадровым офицером госбезопасности И.И. Никитинским. В первые же месяцы войны с
фашистами престарелый Н.В. Мальцев погибнет в народном ополчении.
После
того, как осенью 1939 г. с поста директора института будет уволен и
подвергнут аресту первый и последний профессиональный архивист К.С. Гулевич, эту должность займет
бывший кадровый сотрудник органов ВЧК – ОГПУ – НКВД Иван Иванович Мартынов,
который до этого работал заведующим Яичным отделом треста «Союзптицепродукт» в
Наркомторге, затем возглавлял один из политотделов МТС в Сибири, некоторое время
проработал в ЦАОР, а в институт пришел с должности директора одного из
московских военных заводов.[13]
Именно Мартынов предал наш институт в самое трудное время: в октябре
1941 г. он «самоэвакуировался» со своего поста, бросив на произвол судьбы и
людей, и институтское хозяйство. Спас Историко-архивный институт тот, чье имя
вы неоднократно встретите на страницах публикуемых документов в качестве
«подозрительного лица, подлежащего немедленному увольнению» - профессор Павел
Петрович Смирнов (обратите внимание: в первичных документах он фигурирует как
«Павел Васильевич»), который по личной инициативе взял дело спасения брошенного
вуза в свои руки.
Впрочем, это уже совсем другая история.
На
страницах журнальной публикации невозможно дать полную характеристику тех
студентов, преподавателей и архивистов, имена которых встречаются под
отдельными номерами в зловещих «черных списках», часть из которых мы впервые
представляем вниманию читателей. Многие из них выжили и благодаря своим научным
трудам стали известны не только в России, но и за рубежом. Здесь и знаменитый
профессор (в будущем, с 1946 г., – академик), Степан Борисович Веселовский
(1876 – 1952), который отмечен как «сын помещика–дворянина», отец арестованного
органами НКВД в 1935 г. по статье 58–10 К.С. Веселовского.[14] Здесь и имена выдающихся отечественных
историков архивного дела: Нины Валерьяновны Бржостовской, по учебникам которой
и сегодня занимаются студенты ИАИ РГГУ; основоположника отечественного
документоведения Константина Григорьевича Митяева; будущего (в 1944 – 1947 гг.)
директора института Дмитрия Сергеевича Бабурина; профессора Николая
Владимировича Устюгова («сын попа», «родной брат жены осужден на 10 лет тройкой
УНКВД Московской области за антисоветскую агитацию»)[15]. И многих, слишком многих, других.
(1876-1952) – историк, академик АН СССР, профессор Московского
государственного университета.
Преподавал в Историко-архивном институте в 1938-1941 гг.
Полагаем,
что ветераны архивного дела и выпускники нашего института будут потрясены,
увидев, как близко они находились у края пропасти. Что их спасло? Сейчас мы
можем только гадать об этом. Скорее всего, накануне войны у органов НКВД просто
не хватало сил завершить физическое уничтожение работников архивных учреждений,
существовавших, по выражению майора госбезопасности начальника ГАУ СССР И.И.
Никитинского, «на периферии нашей общественной жизни». Может быть, у чекистов
были другие, более долгосрочные, планы по их использованию. Ясно одно – наша
публикация ставит точку в слишком затянувшейся дискуссии о якобы «плодотворном»
для архивов в целом и нашего института, в частности, периоде существования в
системе органов НКВД.
Конечно,
публикуемые нами документы оставляют тяжелое, гнетущее впечатление. Однако мы
обращаемся к памяти о тех годах отнюдь не в целях «очернительства». Речь идет,
главным образом, о том, чтобы по достоинству оценить, сквозь какие «тернии»
приходилось пробираться нашим отцам и дедам к «звездам». Речь идет о
всепобеждающем понимании своего высокого профессионального долга перед
грядущими поколениями, которое помогло нашему институту и архивам в целом не
только выстоять под ударами репрессий, но и развиваться, двигаться вперед. Ведь
и в эти тяжелые годы студенты с энтузиазмом заполняли учебные аудитории,
преподаватели читали блестящие лекции, а институт даже слыл – на фоне других
вузов – «Академией вольномыслия».
От
нас требуется только одно – не забывать о том, чего стоили эти победы. И
сохранить с благодарностью имена тех, кто вопреки всему сохранял в нашем
институте преемственность научных традиций, развивал науку об архивах, не давал
погибнуть «документальной памяти Отечества».
Полностью подборку архивных материалов, касающиеся самых трудных лет из
жизни Историко–архивного института в середине и конце 30-х гг., мы предполагаем
опубликовать в готовящемся к изданию сборнике документов, посвященном 70-летию
института. Более подробные сведения и комментарии заинтересованный читатель
сможет найти в монографии одного из авторов настоящей публикации Т.И.
Хорхординой «Корни и крона. Штрихи к портрету Историко-архивного института»
(М., 1997).
1
Приказ по
Историко-архивному институту
№
123
8 декабря 1936 г
В
последнее время в Институте со стороны некоторых студентов было проявлено в
отношении части преподавательского персонала в разных видах и формах абсолютно
недопустимое отношение, носящее характер оскорбления и дискредитации последних:
п.1.
Махинько абсолютно незаслуженно и безо всякого основания характеризовал лекции
и.о. профессора Максакова, весьма компетентного преподавателя, прекрасно
знающего свой предмет и обладающего громадной суммой знания по истории
архивного строительства, как «водолейство», лекции представляют такую воду
«которую нельзя ни пить, ни ноги мыть».
п.2.
Студент Сидоров позволил себе допустить оскорбляющее выражение к преподавателю,
в отношении которого общее студенческое собрание по окончании учебного года вынесло
решение о его премировании, как за его производственно-учебную, а также и за
общественную работу.
Такое
отношение к преподавательскому персоналу Института я считаю в корне
неправильным и недопустимым. Подобное поведение студентов вносит в учебно-производственную
работу лишь дезорганизацию. Так как подобные случаи за последнее время стали
повторяться и словесные указания дирекции и общественных организаций на
недопустимость такого отношения к преподавательскому персоналу со стороны
некоторых студентов не достигают цели, и некоторые студенты, чувствуя
безнаказанность в этом отношении, считают возможным поступать по принципу: что
хочу, то и говорю, что хочу, то и делаю, хотя бы это и наносило вред
учебно-производственной жизни Института. Поэтому в целях решительного
пресечения подобных оскорбительных проявлений со стороны того или иного
студента к профессорско-преподавательскому персоналу, полагал бы студента
Сидорова исключить из Института, но принимая во внимание первый случай такого
поведения последнего, считаю возможным на первый раз ограничиться объявлением
студенту Сидорову строгого выговора и предупреждения, что при повторении
подобного случая мною будет поставлен вопрос о немедленном его отчислении из
Института.
Директор Соколов
ГА РФ. Ф.5325. Оп.1. Д.1204. Л.52. Копия.
Москва, 1936
2
Из заявление члена
ВКП(б) Ф.А. Сидорова в Свердловский райком ВКП(б)
15 апреля 1937 г.
По
распоряжению и.о. управляющего ЦАУ Мальцева я был назначен председателем
комиссии по обследованию Историко-Архивного Института. В ходе обследования я
натолкнулся на ряд вопросов, о которых считаю необходимым довести до сведения
Райкома партии.
Директором Института с 15 сентября 1934 г. состоит Соколов, на партийной
фракции 8 съезда профсоюзов голосовал в числе 93-х против решения ЦК ВКП(б) о
вводе в состав ВЦСПС т. Кагановича.
Как
это видно из протокола заседания бюро фракции ВКП(б) ЦК Медсантруд от 19
февраля 1929 г., Соколов и после съезда продолжал считать свое голосование
против решения ЦК ВКП(б) правильным.
<…> В Историко-Архивном Институте до последнего времени обманывал
парторганизацию, информировав только о своем голосовании в числе 93-х, скрывая,
что продолжал настаивать на своей ошибке.
Интересно, что когда его приперли к стене, то он в свое оправдание привел
ряд выписок из протоколов партийных собраний, где он якобы выступал и говорил,
что до 1929 г. продолжал настаивать на своей ошибке.
<…> Правооппортунистическую практику
Соколов продолжает и по сегодняшний день.
Право на такое утверждение дают следующие
факты:
а)
При постановке на Партийном комитете вопроса о привлечении к партийной
ответственности троцкистки Рахлин за развал работы секции научных работников и
Кабинета архивоведения Соколов выступил в защиту Рахлин.
б) За
несколько дней до ареста бывшего руководителя аспирантуры и зав. кафедрой
истории народов СССР троцкиста Мильмана Соколов выступил в защиту Мильмана
против лиц (в частности, меня), сигнализирующих о неблагополучии в аспирантуре.
Его утверждения, что он разоблачил троцкиста Мильмана, являются просто ложью.
Наоборот, он даже после ареста Мильмана в своем приказе не назвал вещи своими
именами, а просто по-прежнему именует Мильмана «профессором» и «зав.
аспирантурой». (Приказ от 22.4.34 г. за № 34).
В Институте Мильман не был разоблачен как
троцкист и после его ареста.
в)
Ярким примером отношения Соколова к контрреволюционным элементам служит его
покровительство арестованному органами НКВД Каунову. В приказе № 56 от 15.6.35
г. Соколов, повторяя высказывания Каунова, явно берет его под защиту. Соколов
после того, как комсомольская ячейка за ряд контрреволюционных поступков
постановила исключить Каунова из рядов ВЛКСМ, явившись на комсомольское
собрание, взял Каунова под защиту свою и это решение комсомольской организации
провалил.
В Институте с приходом Соколова царит полный
зажим самокритики <…>
<…> Лично мне Лившиц говорила, что Соколовым даются такие
характеристики в НКВД на студентов, что по ним заберут кого угодно.
Ряд студентов обвиняют Соколова в гнусном
издевательстве над ними.
Член
ВКП(б) аспирантка Герасимюк заявила комиссии, что ее Соколов посылал отдыхать
на Цветной бульвар. Это говорилось в присутствии: Обдиркина (ответственного
секретаря Парткома), Кузнецова (члена Парткома) и члена ВКП(б) Милюкова.
Правда, на Парткоме было вынесено решение, что эти слова были употреблены в
другом смысле, но это дело вкуса Парткома. Я их записываю так, как они были
восприняты тов. Герасимюк.
<…> Своего друга по борьбе против партии на 8 съезде профсоюзов
Томского Соколов копирует даже в мелочах. Томский после ввода тов. Кагановича в
состав ВЦСПС объявил по существу забастовку и перестал являться на работу в
ВЦСПС. Соколов тоже (после того, как его стали разоблачать и прорабатывать на
активе, на партийных собраниях и т.д.) фактически бросил Институт и не является
на работу.
Я
считаю, что Соколову нельзя доверять воспитание золотого фонда нашей страны,
нашей советской молодежи, и ставлю перед Районным комитетом партии вопрос о его
пребывании в партии.
Член ВКП(б) Сидоров
ГА РФ. Ф.5325. Оп.1. Д.1204. Л.120-123.
Заверенная копия.
Л.П.Берия
3
Заявление студентов
Историко-архивного института ГАУ НКВД СССР
наркому внутренних дела
СССР Л.П. Берия
23 февраля 1939 г.
Историко-Архивный Институт непосредственно
подчиняется Главному Архивному Управлению, начальником которого является тов.
МАЛЬЦЕВ.
До
декабря месяца прошлого года Главное Архивное Управление помещалось в одном
здании с Институтом. Тов. МАЛЬЦЕВ четыре года работает в Управлении и несмотря
на то, что помещается, как сказано, в одном здании с институтом, за все время
был в институте не более 2-х раз. Среди студентов ходит даже анекдот, что тов.
МАЛЬЦЕВ с 3-го этажа послал телеграмму студентам. Между тем положение в
институте исключительно скверное. Директором института является некий ГУЛЕВИЧ, человек весьма подозрительный.
В
институте царят семейственность, зажим самокритики, затхлая атмосфера.
Преподавательский состав засорен. Лучшие преподаватели с помощью ГУЛЕВИЧА и с санкции МАЛЬЦЕВА почему-то
заменяются худшими. ГУЛЕВИЧ крепко
поддерживал преподавателя философии ТЕЛЕЖНИКОВА. Когда ГУЛЕВИЧ уезжал в отпуск, он оставлял его за себя. 5-го ноября ГУЛЕВИЧ премировал ТЕЛЕЖНИКОВА как прекрасного
преподавателя, а 7-го ноября ТЕЛЕЖНИКОВ был арестован как враг народа органами
НКВД. ТЕЛЕЖНИКОВ сын белогвардейца, два брата его служили в армии Колчака.
Бытовые условия жизни студентов очень тяжелые. Помещения для общежития
не хватает. Между тем, когда Главное Архивное Управление освободило этаж здания
института, освобожденное помещение было распределено под кабинет директора, его
заместителя и т.д.; с большим трудом удалось под нажимом вырвать под общежитие
для студентов одну комнату.
Директор
ГУЛЕВИЧ прибрал к рукам секретаря
парткома РУЦКОГО и совместно с членом парткома - зав. аспирантурой КУЗНЕЦОВЫМ
вершит всеми делами института. Партком был оторван от студенческой массы, не
вникал в ее нужды, не поддерживал законные требования студентов.
В
конце декабря прошлого год двое из нижеподписавшихся - АВЕТИСЯН и БЕЛИК подали
на имя тов. БЕРИЯ заявление, в котором изложили плачевное состояние института.
Каким-то образом это заявление попало в руки тов. МАЛЬЦЕВА, который 7-го января
1939 года вызвал к себе АВЕТИСЯНА и стал упрекать его в том, что он подал
заявление на имя тов. БЕРИЯ, а не на его - МАЛЬЦЕВА - имя. АВЕТИСЯН ответил,
что написал тов. БЕРИЯ потому, что МАЛЬЦЕВ все равно никаких бы мер не
предпринял, так как он - МАЛЬЦЕВ - имел неоднократные сигналы от студентов о
положении в институте, хорошо знал положение дел и тем не менее на протяжении
4-х лет ничего не сделал для того, чтобы улучшить состояние института.
В мае
прошлого года тов. МАЛЬЦЕВ присутствовал на одном собрании студентов и вынужден
был буквально бежать с собрания, очевидно, не выдержав той критики, которую
развернули студенты. Положение оставалось таким же, как и было. Тогда АВЕТИСЯН
написал статью в «Комсомольскую Правду». Эта статья появилась в газете 16-го
февраля и была предметом обсуждения на общем собрании студентов, служащих и
преподавательского персонала института в течение 3-х дней – 18 - 20 февраля. На
общем собрании подтвердились не только факты, приведенные в статье, но было
вскрыто много других безобразных фактов, рисующих исключительно скверное
положение института как результат бездействия со стороны начальника Главного
Архивного Управления тов. МАЛЬЦЕВА. Т.т. МАЛЬЦЕВ, ГУЛЕВИЧ, КУЗНЕЦОВ, РУЦКИЙ и еще кое-кто пытались вначале оспаривать
приведенные в статье и в выступлениях студентов факты, но затем вынуждены были
признать соответствие их действительности. В резолюции, принятой общим
требованием, между прочим, записано:
«п.4.
Собрание считает, что Главное Архивное Управление так же, как и раньше, продолжает
стоять и теперь в стороне от руководства институтом и не принимает никаких мер
к устранению вопиющих недостатков в работе института».
О
положении института мы неоднократно ставили вопрос на партийных и общих
собраниях в институте, в райкоме партии и т.д., однако никаких мер к
оздоровлению института т. МАЛЬЦЕВЫМ не было принято.
Когда
в «Комсомольской Правде» появилась статья АВЕТИСЯНА, ГУЛЕВИЧ занял позицию запугивания. МАЛЬЦЕВ пытался выгородить ГУЛЕВИЧА, а затем оба они хотели
свалить всю вину на секретаря парткома РУЦКОГО, совершенно слабого и
безвольного человека, намеренно выдвинутого секретарем парткома с тем, чтобы за
его плечами ГУЛЕВИЧ и компания могли
делать все, что хотели. Тов. МАЛЬЦЕВ пытался представиться наивным и даже
заявил на всю аудиторию: «Вы нам сигнализируете, а мы наивно думали, что все
обстоит благополучно».
Положение в институте продолжает оставаться серьезным. Некоторые из нас
неоднократно беседовали с т. МАЛЬЦЕВЫМ о положении института, и все же т.
МАЛЬЦЕВЫМ ничего не было сделано. Поэтому мы решили еще раз обратиться к Вам с
просьбой принять меры.
Аветисян
Паньков
Гришина
Эпштейн
Старов
Белик
Горбунов
Филатов
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3559. Л.41-44. Первый
экземпляр машинописи, без подписей.
Московская молодежь, Парк Горького, 1939
4
Из стенограммы
сообщения группы студентов и аспирантов Историко-архивного института на приеме у
заместителя наркома внутренних дел СССР В.Н. Меркулова
23 февраля 1939 г.
Тов. АВЕТИСЯН.
В
конце декабря 1938 года я и БЕЛИК подали заявление на имя товарища БЕРИЯ с
изложением ряда фактов плохой работы Историко-Архивного Института, находящегося
в ведении Главного Архивного Управления НКВД СССР.
17-го
января 1939 года управляющий Главным Архивным Управлением т. МАЛЬЦЕВ вызвал
меня и стал обвинять в том, - почему я написал заявление на имя тов. БЕРИЯ, а
не на его имя, указывая, что факты, изложенные в заявлении, не соответствуют
действительности.
Сигналов о плохой работе руководства института было очень много, а как
обращались с ними – приведу пример: вчера мы были в канцелярии и обнаружили
вечером, что все ящики стола ответственного секретаря института ХВОСТОВА
открыты, а там были секретные документы из НКВД, из Финансового Управления,
печать лит. «В». В этом столе мы обнаружили очень важный сигнал на
преподавателя МАЙЗЕЛЬСА, написанный студентом четвертого курса т. ПШЕНИЦЫНЫМ.
Эта докладная записка оказалась в папке с резолюциями директора ГУЛЕВИЧА, но без резолюции. Студент
пишет о том, что преподаватель в своих лекциях клевещет на Советский Союз.
<…> По вопросу о ГУЛЕВИЧЕ
МАЛЬЦЕВ говорил: вы знаете, что ТЕЛЕЖНИКОВА не принимал ГУЛЕВИЧ. Я говорю, что не знаю, но покажите приказ. ГУЛЕВИЧ знал, что ТЕЛЕЖНИКОВ – сын
белогвардейца и был выгнан из Историко-философского института; у него два брата
были в армии у Колчака. Потом такой факт: во время курса лекции ТЕЛЕЖНИКОВ
говорит: «Я вам покажу, где раки зимуют» и «Я вас на сковороде поджарю». Об
этом я заявлял ГУЛЕВИЧУ, но он
говорит, что это не ваше дело, идите и занимайтесь. Так что все основания были
убрать ТЕЛЕЖНИКОВА из института.
Мы
писали заявление не только в отношении ГУЛЕВИЧА,
а вообще о том, что у нас очень слабый преподавательский состав, например,
ДЖИНЧАРАДЗЕ, МИНКИН, КАЛИСТРАТОВ, которые читают лекции. Раньше преподаватели
были гораздо лучше, например, СПЕРАНСКИЙ, которого заменил ДЖИНЧАРАДЗЕ, затем
его сменил КАЛИСТРАТОВ, который от имени института в пьяном виде появился в
части Красной армии читать лекцию, его оттуда выгнали. Почти все лектора,
которых убрали из других институтов, преподают у нас. Например, МИНКИНА выгнали
из Московского областного педагогического института, где он читал историю
народов, Конституцию. КАЛИСТРАТОВА также выгнали из Ивановского института и
приняли у нас. Потом МИЛЬШТЕЙН, исключенный из партии, который читает у нас
«средние века» и читает очень плохо, с рядом искажений. Об этом было написано в
нашем заявлении на имя тов. БЕРИЯ. Потом было написано насчет плохих бытовых
условий. Белье у нас меняется один раз в месяц (постельное). Мы написали об
этом в «Комсомольскую Правду». После этого стало еще хуже. Руководство
института просто искусственно создавало недовольство среди студентов. Утром,
как правило, не было кипятка, который появлялся в часы, когда студенты заняты
на лекциях и он не нужен.
Москва, 1937 г.
МАЛЬЦЕВ
четыре года работал в здании общежития института, но ни одного раза не был у
студентов, и говорили, что он один раз с третьего этажа прислал телеграмму
студентам.
При
разговоре МАЛЬЦЕВА со мной относительно заявления, поданного на имя тов. БЕРИЯ,
присутствовали СПЕРАНСКИЙ, КУЗНЕЦОВ и секретарь парткома РУЦКИЙ. МАЛЬЦЕВ
говорил, что все это неверно и писать об этом не нужно было.
Тов. ПАНЬКОВ.
Я
могу подтвердить то, что сказал АВЕТИСЯН. Во-первых, очень странный
преподавательский состав - или это люди очень слабые, которые не могут
преподавать, и если коммунисты, то или со взысканиями, или исключенные из
партии. Эти люди принимались и принимаются директором института. У нас всеми
вопросами приема, увольнения и т.д. руководит и ведает МАЛЬЦЕВ. Вот, например,
преподаватель МИЛЮКОВ преподает историю партии, исключался из партии; МИЛЬШТЕЙН
тоже исключен из партии, апеллировал 17-му съезду партии, но съезд отказал;
преподаватель МАКСАКОВ имеет строгое партвзыскание.
Затем
существовал полнейший зажим самокритики со стороны директора института и со
стороны парткома в лице РУЦКОГО и КУЗНЕЦОВА.
Мы
очень часто поднимали эти вопросы, и МАЛЬЦЕВ прекрасно знал о положении
института, причем у нас это положение не один год. Но т. МАЛЬЦЕВ никаких мер не
принимал и передоверил руководство директору. И вот сейчас получилось такое
положение, что студенческая масса не доверяет директору.
Когда
вышла эта статья, 17.2.1939 г. было созвано заседание парткома, но пришли все
студенты и преподаватели и получилось общее собрание всего коллектива
института. 18 - 19 февраля состоялось партсобрание. Партком и дирекция пытались
опровергнуть факты, излагаемые в статье в «Комсомольской Правде». Директор ГУЛЕВИЧ заявил, что это - клевета и
угрожал привлечь к ответственности через прокуратуру. При этом партком пытался
зажать самокритику. 20.2.1939 г. было созвано общее собрание коллектива
института. Собрание было бурное, потребовалось два дня.
Москва, Парк Сокольники, 1937 г.
Тов. ГРИШИНА.
Я
лично состою в этой организации пять лет. В течение трех лет наша партийная
организация обсуждала вопрос о том, что положение у нас в институте в
руководстве парткома и дирекции - полнейшая семейственность.
Мы в
1937 году ставили вопрос о бывшем директоре СОКОЛОВЕ, он подписал платформу
93-х. Этот вопрос ставился на партийном собрании. Мы ставили вопрос о том, что
руководство директора неправильное, что он вкупе с членами парткома зажимает
самокритику, в институте царит система подкармливания и подхалимства. А
КУЗНЕЦОВ - он был заведующим аспирантурой и преподаватель истории - и МИЛЮКОВ с
пеной у рта защищали СОКОЛОВА, говорили, что мы ошибаемся и не имеем права его
обвинять. А когда мы поставили вопрос с просьбой снять СОКОЛОВА с должности
директора и вынести взыскание, то КУЗНЕЦОВ и МИЛЮКОВ чуть не сорвали собрание.
Потом, когда проверили материалы, оказалось, что МИЛЮКОВ учился вместе с
СОКОЛОВЫМ в одном институте, и картина стала ясна. Мы стали просить о снятии
СОКОЛОВА, но ему вынесли только строгое взыскание. Затем, когда был процесс
право-троцкистского блока и РЫКОВ в своем выступлении сказал, что участники
платформы 93-х являются контрреволюционерами, то мы заявили парткому, а что вы
предпримите? Нам сказали, что СОКОЛОВ болен и не является. Мы все время
считали, что он состоит на партучете у нас.
Затем
КУЗНЕЦОВ признался, что он был не прав, защищая СОКОЛОВА, и вот позавчера
апеллировал к общему собранию и потом заявил: «Вы меня упрекаете в том, что я
защищал СОКОЛОВА, а он до сих пор является членом партии и с него снято
взыскание». В каком положении очутились мы? Оказывается, члены парткома ходили
в Комиссию Партийного Контроля, там сняли взыскание с СОКОЛОВА и незаметным
образом сняли с учета у нас. Ряд студентов, которые на протяжении ряда лет
замечали безобразия, называли клеветниками.
Когда
СОКОЛОВА убрали, пришел новый директор ОВЧИННИКОВ, который вел линию на то,
чтобы убрать корешки СОКОЛОВА. И вот КУЗНЕЦОВ, МИЛЮКОВ и СУЛЕЕВ увидели, что их
тоже уберут из института и начали бешеную травлю против ОВЧИННИКОВА. Последний
также сделал, в свою очередь, много неправильного в отношении учебной работы.
ОВЧИННИКОВА убрали, КУЗНЕЦОВ и СУЛЕЕВ остались и играют главную скрипку в
институте. Аспирант СУЛЕЕВ получил год отсрочки потому, что вел борьбу против
ОВЧИННИКОВА.
После
ОВЧИННИКОВА директором института был назначен МАЛЬЦЕВЫМ ГУЛЕВИЧ. Мы возмущались
все время, почему наш партком не занимался партийной работой, не занимался
воспитанием студентов.
Когда
собирался партком, то все сводилось к тому, чтобы показать, что все спокойно.
Когда на партийном собрании ставили доклад директора института ГУЛЕВИЧА, были выступления членов
партии о серьезных неполадках и недостатках в работе института. КУЗНЕЦОВ и
СУЛЕЕВ срывали критику, по двадцать раз выступали с предложениями, поправками и
добивались того, что принимали резолюцию о том, что работа удовлетворительная.
Они заранее уже знали о всех сигналах. Когда появилась статья в «Комсомольской
Правде», они нервно реагировали на нее. Они говорили, что это полнейшая
клевета, на следующий день позвонили в редакцию, что статья совершенно
неверная. Затем, когда созвали расширенный партком и пришли все студенты, то
выявился полнейший отрыв парткома от массы студентов. Дело дошло до того, что
сидящие в президиуме члены парткома нервничали, пытались сорвать собрание. Они
не хотели дать выступить некоторым товарищам, в частности бывшему студенту тов.
СОФИНОВУ, который кончил в этом году и хотел выступить. Они знали, что он будет
критиковать их и не хотели дать ему слова. Только после вмешательства секретаря
Московского Комитета Комсомола т. СЕДОВА, СОФИНОВУ дали слово.
<…>
Тов. ЭПШТЕЙН.
Наше руководство института совершенно не
пользуется авторитетом у студентов.
После
того, как мы перешли в ведение НКВД, никакого улучшения не чувствуется, вообще
нет никаких изменений, ГАУ ничего не сделало для оздоровления института.
Директор бездушно относится к требованиям студентов и это вызывает
недовольство. Институт не может находиться в таком положении, сейчас нет
аудиторий, студенты, где раздеваются, там и занимаются. Неудовлетворительна
также постановка учебной работы: большинство педагогов очень слабо, просто не
подходят для преподавания в институте, а ведь из нас готовят работников
идеологического фронта, поэтому сейчас должны особо усилить
марксистско-ленинское воспитание молодежи. Директор же института не является
другом молодежи и не занимается воспитанием молодежи, а у нас имеются все
возможности для того, что бы сделать институт знатным - молодежь неплохая.
Москва, 1930-е
Тов. СТАРОВ.
Я был
несколько раз у МАЛЬЦЕВА, который является начальником ГАУ в течение 4-х лет, и
все эти годы положение не изменилось к лучшему, если были отдельные моменты
улучшения, то потом становилось еще хуже. Мне кажется, что основным тормозом
является ГАУ и фактически МАЛЬЦЕВ, к которому студенты относятся без доверия.
Он выступал на собрании три раза и обещал исправить положение, которое до сих
пор не изменилось. Ну, как он держал себя. О том, что помещения не хватает, о
том, что общежитие не вмещает студентов, в маленьких комнатах живут по 16 - 17
человек - он знал и должен был принять меры. На сигналы о том, что нет
помещения, он ответил тем, что в помещении, которое имеется, вполне можно
поместиться.
Мне
кажется, что если сейчас заняться институтом, то в первую очередь надо
поставить директором нового, проверенного и авторитетного человека.
Тов. БЕЛИК.
Я
скажу о том, что институт сейчас не справляется с теми задачами, и которые
поставлены перед ним партией и советским правительством. Наш институт имеет
очень серьезное значение, но в данных условиях не соответствует своим задачам.
Как уже говорили товарищи, на протяжении всего времени, с которого существует
институт, существует затхлая атмосфера, зажим критики и самокритики. Здесь за
весь период существования института существует группа людей, которая мешает
делу улучшения работы института - это КУЗНЕЦОВ, ОБДИРКИН, СУЛЕЕВ, ГУЛЕВИЧ и др.
Каково настроение студентов? У нас атмосфера удушающая. В нашем
институте нужен большевистский порядок. Студенты просят, чтобы органы НКВД
навели в институте большевистский порядок. ГАУ во главе с МАЛЬЦЕВЫМ абсолютно
не интересовался институтом, для него безразлично - существует институт или
нет. МАЛЬЦЕВ очень редко бывает на собраниях.
Я
скажу еще несколько слов о том, как встретили руководители нашего института
заметку в «Комсомольской Правде». В институте существовала такая затхлая
атмосфера, что никак нельзя было выступить с большевистской критикой. Когда
появилась статья в «Комсомольской Правде», то студенты начали поздравлять
смельчаков, которые первые начали и не побоялись выступить. До этого никто не
имел права критиковать партком и говорить, что он не занимается делом.
Дальше. Как была поставлена работа в общежитиях? Студенты не знают, где
они могут культурно отдохнуть. В Красном уголке, если это можно назвать Красным
уголком, организуются пьянки, которые были и в общежитиях. Об этих фактах
ставился вопрос на комитете комсомола. Тов. ФИЛАТОВ из комитета комсомола
поставил вопрос перед парторганизацией, но он был замят.
Для
оздоровления института нужно убрать оттуда некоторых лиц, главным из них
является КУЗНЕЦОВ, потом СУЛЕЕВ, ОБДИРКИН и другие. Затем нужно, чтобы ГАУ
занялось серьезным и тщательным подбором кадров, т.к. с такими кадрами, какие у
нас, нельзя дать настоящих работников.
Большой театр, 1930-е
Тов. ГОРБУНОВ.
Здесь много говорили о положении института и
на такое положение нужно обратить внимание.
Когда
возникло дело с заметкой, ГУЛЕВИЧ
занял позицию запугивания, но в конце концов был вынужден признаться, и
признался формально. Были попытки со стороны МАЛЬЦЕВА выгородить ГУЛЕВИЧА. Я за МАЛЬЦЕВЫМ наблюдаю в
течение 5 лет и он ведет себя странно, прикидывается наивным. На собрании он
заявил: «Вы нам сигнализируете, а мы думали, что все благополучно; сменим
директора и все будет хорошо». Это он заявил на всю аудиторию. Но здесь дело не
в наивности. Они кладут под сукно все заявления и искусственно создают все эти
трудности. Не случайны эти слабые кадры, это отражается и на периферии, откуда
приезжают ребята и в ряде вопросов не могут разобраться. Эти вопросы давно
поднимались в институте. Положение таково, что мы учимся без программы, без
пособий и т.д.
Относительно жилого помещения я хотел сказать. Когда приходят из райкома
комсомола, ему сейчас же показывают объем помещения - столько-то метров на
столько-то человек. Оказывается, что норма отвечает количеству человек. А когда
проверили, то оказались эти нормы дутыми. Это нельзя считать случайностью.
<…>
Тов. ФИЛАТОВ.
Мне
кажется, что положение исключительно серьезное в институте, и я просто
сомневаюсь в политической физиономии руководителей, а именно: ГУЛЕВИЧА, КУЗНЕЦОВА, РУЦКОГО и самого
МАЛЬЦЕВА. Например, взять зачетную сессию, самый разгар зачетной сессии, когда
мысли людей сосредоточены на том, чтобы сдать зачет, в этот разгар зачетов
начинается переселение студентов и здесь буквально начинается издевательство
над людьми. Был такой случай: пришла комсомолка, плачет, говорит, что
издеваются над ней. У нее больной ребенок, а ее заставляют переселяться, причем
это было во время зачетной сессии, она переселялась два раза и до этого еще два
раза.
Теперь в отношении МАЛЬЦЕВА. Я несколько раз
заявлял и сигнализировал ему, а также заявляли и другие студенты, но он не
принимал мер, не интересовался бытом студентов.
Аветисян
Паньков
Гришина
Эпштейн
Старов
Белик
Горбунов
Филатов
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3559. Л.8-23. Первый
экземпляр машинописи, без подписей.
5
Из докладной записки В.
Меркулова, П. Шария, И. Никитинского, Д. Белова
наркому внутренних дел
СССР Л.П. Берия
[Не ранее 27 февраля 1939 г.][16]
Группа студентов и аспирантов Историко-Архивного института…,
обратившаяся 23 февраля к Вам и выслушанная нами, сообщила ряд фактов плохой
работы Историко-Архивного института и о том, что исполняющий обязанности
начальника Главного Управления Архивов НКВД МАЛЬЦЕВ Н.В., знающий о всех этих
фактах, не принимал никаких мер к их устранению.
Все сообщенные группой факты нами были
подвергнуты специальной тщательной проверке на месте в институте.
Кроме
того нами изучены все стенограммы общего собрания студентов института и
заседания комитета ВКП(б) совместно со студенческим активом и осмотрены
общежития студентов и учебные помещения института.
В результате этой проверки нами установлено
следующее:
1.
Профессорско-преподавательский состав института мало подготовлен и засорен
антисоветскими элементами. Яркими фактами этой засоренности являются:
преподавателем по истории архивного дела в СССР работает МАКСАКОВ В.В. – б.
меньшевик, который разрабатывается в 2 отделе ГУГБ, как активный правый;
преподавателем ленинизма состоит ПОПОВ К.А. – б. меньшевик; преподавателем по
древней и средней истории состоит МИЛЬШТЕЙН А.А., исключенный из ВКП(б) и
разрабатывается как троцкист; зав. кафедрой иностранных языков является ИВАНЦОВ
Л.Н. – прапорщик царской армии; преподаватель СМИРНОВ П.П. в прошлом отбывал
пятилетнее заключение за контрреволюционную деятельность и др.
Преподаватель палеографии и дипломатии КАЛИСТРАТОВ Н.П., уволенный из
Ивановского института, приходит читать лекции в пьяном виде, в преподавании
допускает халтуру, о чем имеются заявления 3-х различных организаций. Кроме
того, в деле КАЛИСТРАТОВА имеются сигналы о двух случаях допущения им политических
ошибок в лекциях, в частности случай рекламирования им врага народа Троцкого.
Сигналы студентов о неверных установках и даже прямых антисоветских
выпадах отдельных преподавателей института по существу заглушались. Например, в
сентябре 1938 года было подано заявление в дирекцию о том, что преподаватель
МАЙЗЕЛЬС в своих лекциях восхвалял фашистов, но дирекция и партком не только не
заострили на этом внимания общественности института, но спрятали заявление под
сукно, позволили МАЙЗЕЛЬСУ дочитать свой курс до конца и после освободили без
всякой мотивировки.
В
ноябре 1938 года был арестован преподаватель ТЕЛЕЖНИКОВ, пользовавшийся особым
доверием и поддержкой дирекции института и т. МАЛЬЦЕВА (несмотря на то, что
халтурил, буквально за 2 дня до ареста был премирован). Ни ГАУ, ни дирекция, ни
партком никаких выводов не сделали, даже не информировали партийную и
комсомольскую организацию.
Директор института ГУЛЕВИЧ
личного состава преподавателей не знает и не изучает его; личные дела профессорско-преподавательского
состава находятся в запущенном состоянии; как правило, в них отсутствуют
документы об образовательном цензе, анкетные данные и деловые и политические
характеристики.
20 лет революции. Большой театр. 1937.
2.
Группой руководящих работников института: КУЗНЕЦОВЫМ И.В., ГУЛЕВИЧЕМ К.С., СУЛЕЕВЫМ Г.Ф. и РУЦКИМ Д.М. систематически
зажималась критика и самокритика недостатков в работе института, а лица,
пытавшиеся выступать против них, преследовались и изгонялись из института.
В
январе месяце 1939 года студент института ЛУКИНЫХ В.Н. написал в стенную газету
статью о недостатках в работе института и о плохом руководстве директора и
парткома. Узнав об этой статье, КУЗНЕЦОВ И.В., РУЦКИЙ Д.М. и СУЛЕЕВ запретили
ее помещать в стенгазету и предложили сдать в партком.
16
февраля 1939 года в «Комсомольской Правде» была опубликована статья студента
института С. АВЕТИСЯН – «Оздоровить обстановку в Историко-архивном институте».
КУЗНЕЦОВ, ГУЛЕВИЧ, СУЛЕЕВ и РУЦКИЙ
на заседании парткома выступили с острыми нападками на автора статьи, называли
его клеветником, а ГУЛЕВИЧ угрожал
АВЕТИСЯНУ привлечением его к судебной ответственности через прокурора.
Выступления студентов на собрании, посвященном обсуждению этой статьи,
обрывались председателем в тех местах, где они носили характер острой критики
руководства института. Особенно недопустимо вел себя КУЗНЕЦОВ, грубо прерывавший
выступления большинства студентов своими репликами.
В
1937 году СИДОРОВЫМ был написан фельетон, критикующий КУЗНЕЦОВА И.В. В
результате травли и преследований, организованных КУЗНЕЦОВЫМ и его группой,
СИДОРОВ был вынужден уйти из института.
По
поводу стенной газеты «За социалистическое соревнование», остро критиковавшей
работу дирекции института, ГУЛЕВИЧ
редактору этой газеты заявил: «У нас слишком много газеток развелось, нужно
некоторые прикрыть».
3.
Организация отдельных кафедр института проведена неправильно, так как в них
включено большое количество разнохарактерных дисциплин, учебные планы
составлены без учета последовательности в преподавании отдельных дисциплин.
До настоящего времени в институте нет
утвержденных программ по истории учреждений и архивному делу.
Кафедры истории архивного дела и социально-экономических наук не
укомплектованы профессорско-преподавательским составом, что вызывает большую
перегрузку отдельных преподавателей и отражается на качестве преподавания. Так,
преподаватель по основам марксизма-ленинизма – МИЛЮКОВ - материал на лекциях
преподносит поверхностно.
Преподаватель по истории народов СССР КУЗНЕЦОВ
И.В. на лекции приходит без предварительной подготовки.
На улицах Москвы. 1938 год.
В
институте чрезвычайно плохо организовано преподавание специальных дисциплин по
архивоведению, в результате чего оканчивающие институт бывают неподготовленными
для работы в архивных учреждениях.
Практика студентов в архивных учреждениях гор. Москвы не организована,
имели место случаи, когда студентов, направляемых в архивы, возвращали обратно
или давали такие материалы, которые не закрепляли теоретических знаний
студентов.
Кабинеты при кафедрах в институте не организованы, в результате чего
студенты вынуждены искать кабинеты в других учебных заведениях.
4.
Политическая и воспитательная работа среди комсомола и беспартийных студентов совершенно
отсутствует, вследствие чего комсомольская организация, включающая в себя
основную массу студентов, оказалась оторванной от партийной организации и
противопоставила себя последней.
В
результате этого общее собрание студентов института от 20 февраля с.г. после
обсуждения статьи студента АВЕТИСЯНА С., помещенной в «Комсомольской Правде»,
вынесло решение: «собрание просит районный комитет партии заменить секретаря
парткома».
Среди студенчества имеются факты рвачества,
пьянства и недисциплинированности.
Многие студенты института, в ущерб учебе, работают в архивах гор. Москвы
по договорам с последними. При заключении этих договоров предъявляют рваческие
требования, а работу выполняют небрежно и несвоевременно.
Ни
дирекция института, ни Главное Управление Архивов мер к прекращению подобной
вредной практики не принимают.
В
феврале мес. с.г. группа пьяных студентов ворвалась в Красный уголок института
и учинила там дебош. Ни партком, и ни комитет ВЛКСМ не придали этому факту
значения и не организовали против него общественного мнения студенчества.
У
некоторых студентов имеются прогулы без уважительных причин, но борьбы с ними
не ведется и все они до сих пор оставались безнаказанными.
5.
Жилищно-бытовыми условиями студентов дирекция и партийный комитет занимались от
случая к случаю. В значительной части комнат, вследствие плохой вентиляции и
отопления, обнаружена сырость.
Во
время осмотра общежитий в одной из комнат обнаружена больная студентка 2 курса
ОСИПОВА, которая в течение 15 дней находится без надлежащей медицинской помощи
и ухода. Ни дирекция, ни партком об ОСИПОВОЙ ничего не знали.
По
распоряжению МАЛЬЦЕВА и руководства института в разгар зачетной сессии - в
январе 1939 года - было проведено переселение студентов из одного общежития в
другое без предварительной подготовки помещений, в результате чего на
переселение потребовалось 3 дня, тогда как при правильной организации этого
дела требовалось несколько часов.
Большой театр, 1938 г.
Все
эти студенты не имели возможности готовиться к сдаче зачетов, так как были
заняты переселением. Все это создало среди студентов обстановку недовольства и
нервозности.
6.
Руководство Главного Управления Архивов НКВД в лице МАЛЬЦЕВА Н.В. знало о всех
этих безобразиях в институте и не принимало никаких мер к их устранению. Сам
МАЛЬЦЕВ зажимал самокритику и не принимал мер к очищению института от
примазавшихся антисоветских элементов.
17
января с.г. МАЛЬЦЕВ вызвал к себе в кабинет студента института АВЕТИСЯНА С. и
доказывал ему, что факты, изложенные им в заявлении на имя тов. БЕРИЯ, не
соответствуют действительности и обвинял его в том, что он неправильно поступил,
написав заявление на имя тов. БЕРИЯ, а не на его, МАЛЬЦЕВА, имя.
Руководство тов. МАЛЬЦЕВА институтом ограничивалось лишь личным
контактом с директорами института, причем свои отношения к ним тов. МАЛЬЦЕВ
строил не на принципиальной основе, а на основе личных мотивов. В качестве
примера непринципиального руководства можно указать, что тов. МАЛЬЦЕВ в мае
мес. 1938 года в течение одного дня издал три приказа о смене и назначении
директора института.
Аналогичный факт беспринципной игры в приказы
имеет место и в текущем году, так:
23-го февраля МАЛЬЦЕВ издал приказ о снятии
директора института ГУЛЕВИЧА, как не
справившегося с работой,
27 февраля он издает новый приказ о
восстановлении ГУЛЕВИЧА на работе.
В
результате такой беспринципной практики МАЛЬЦЕВА в руководстве институтом
студенты и преподаватели института выражают возмущение, а студент СТАРОВ 27-го
февраля с.г. на собрании членов ВЛКСМ заявил о политическом недоверии МАЛЬЦЕВУ.
До
1936 года, в течение двух лет, руководство института находилось в руках
СОКОЛОВА, политически сомнительного человека, который пользовался большой
поддержкой МАЛЬЦЕВА и который привел институт к крупным провалам.
Одним
из близких людей СОКОЛОВА являлся работающий ныне заведующий кафедрой Истории Народов
СССР – КУЗНЕЦОВ И.В., который все время стремился превратить институт из
специального учебного заведения, готовящего специалистов архивного дела, в
институт, выпускающий историков вообще. Дирекция института и ГАУ не только не
противодействовали этим стремлениям КУЗНЕЦОВА, но, чтобы не оставить его
кафедру без аспирантов, придумали несуществующую специальность, создав
аспирантуру «по публикации архивных материалов».
Тов.
МАЛЬЦЕВ фактически не занимался вопросами подбора и закрепления за институтом
преподавательских кадров. Зная о том, что ряд специальных архивоведческих
дисциплин не обеспечен квалифицированными преподавателями, тов. МАЛЬЦЕВ никаких
мер не принял к привлечению для работы в институте соответствующих специалистов
и обеспечению для них условий работы.
ТАСС, движение машин, 1930-е
Тов.
МАЛЬЦЕВ по существу не интересовался качеством подготовки кадров в институте и,
зная о том, что оканчивающие институт в большинстве не справляются с
практической работой на местах, не проверял причины слабой подготовки кадров и
не принимал мер к их устранению.
Тов.
МАЛЬЦЕВ знал об очковтирательской практике дирекции института, заключавшейся в
том, что в целях создания впечатления о хорошей постановке учебного процесса в
институте, вопреки существующему закону, студентам разрешали пересдавать с
«посредственно» на «хорошо», с «хорошо» на «отлично» буквально в течение одного
- двух дней. Никаких мер против этого тов. МАЛЬЦЕВ не принимал.
Вместе с тем установлены факты бездушно-бюрократического отношения тов.
МАЛЬЦЕВА к вопросам распределения окончивших институт и обеспечения их на месте
соответствующими условиями для работы. Например, окончившая институт в 1938 г.
тов. МАЛЫШИНА была направлена на работу в незнакомый ей город, где ей не
создали никаких условий для работы, приходилось ночевать на вокзалах, в
подъездах домов, служебных помещениях и т.д. На неоднократные жалобы и просьбы
Главное Архивное Управление даже не сочло нужным ответить тов. МАЛЫШИНОЙ, после
чего она вынуждена была обратиться за помощью к своим товарищам по институту.
На просьбы студентов института помочь МАЛЫШИНОЙ, ГАУ также ничего по существу
не предприняло.
Тов.
МАЛЬЦЕВ не только не пресекал, но по существу сам культивировал
непринципиальную, деляческую и двурушническую практику работы дирекции и
парткома института. Ярким примером такой практики является поведение директора
института ГУЛЕВИЧА, парткома
института, а также самого МАЛЬЦЕВА во время партсобрания и общего собрания
коллектива института 17 - 20 февраля, когда под напором единодушной,
обоснованной и резкой критики почти всей массы студенчества все они признались
в плохом руководстве, каялись в ошибках и т.д. и в тоже время в райкоме ВКП(б),
в Комитете по делам Высшей школы и в других организациях путем неправильной и
недобросовестной информации пытались вновь заглушить критику. Партком института
в беседе с комиссией НКВД признавал неудовлетворительность своей работы и
обоснованность критики студентов, а буквально через день, узнав о новом приказе
ГАУ, восстанавливающем директора ГУЛЕВИЧА,
вновь недопустимо стал зажимать самокритику и терроризовать комсомольское
собрание, критикующее дирекцию и ГАУ. Сам тов. МАЛЬЦЕВ в своем заявлении на имя
тов. БЕРИЯ признавал правильной всю критику студентов как дирекции, так и ГАУ,
а через два дня занял совершенно другую позицию, издав без ведома руководства
НКВД новый приказ о восстановлении ГУЛЕВИЧА.
Все это еще больше возмутило студентов и накалило обстановку.
Кафе, 1930-ые.
ИСХОДЯ ИЗ ЭТОГО, ПРЕДСТАВЛЯЕМ НА ВАШЕ
РАСПОРЯЖЕНИЕ СЛЕДУЮЩИЕ НАШИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ:
1.
Предложить директору Историко-Архивного института тов. ГУЛЕВИЧУ К.С. обеспечить выправление и устранение серьезных
прорывов и недочетов в работе института. Предупредить тов. ГУЛЕВИЧА, что, если он в ближайшее время не перестроит своей работы
в направлении изучения преподавательского состава, очищения его от негодных
элементов и подбора квалифицированных кадров, тесной связи с
партийно-комсомольскими организациями и всей студенческо-преподавательской
общественностью и внимательного изучения нужд и запросов студенчества, будет
поставлен вопрос об его снятии с должности директора института.
2.
Освободить от должности заведующего кафедрой Истории Народов СССР и
преподавания в институте – КУЗНЕЦОВА И.В.
Поручить Главному Управлению Архивов НКВД подобрать соответствующую
кандидатуру на должность заведующего кафедрой Истории Народов СССР.
3.
Просить Свердловский РК ВКП(б) о роспуске партийного комитета института за
развал партийно-политической работы в институте, за притупление политической
бдительности и грубый зажим критики и самокритики студентов.
4.
Поручить Главному Управлению Архивов пересмотреть весь
профессорско-преподавательский состав института и укомплектовать институт к
новому учебному году квалифицированными профессорско-преподавательскими
кадрами.
5.
Пересмотреть учебные планы и программы института под углом приближения их к
практическим задачам института, учитывая при этом недостатки теоретической
подготовки студентов предыдущих выпусков по специальным дисциплинам, не снижая,
однако, общетеоретического уровня подготовки.
6.
Пересмотреть существующую специализацию аспирантуры института и упразднить все
мелкие, оторванные от глубоких теоретических проблем специальности, в частности
упразднить специальность по публикации архивных материалов.
7.
Поручить Главному Управлению Архивов НКВД и дирекции института упорядочить
постановку производственной практики студентов. Организовать при институте
хороший специальный кабинет архивоведения для проведения в нем лабораторных
занятий студентов. Прекратить вредную практику работы студентов по договорам в
архивах учреждений гор. Москвы.
8.
Дирекции института точно осуществлять установленный решением правительства
режим Высшей школы. В ближайшее время изжить практику совместительства основных
кадров профессорско-преподавательского состава, а также аспирантов. Считать
основной задачей аспирантов их теоретическую подготовку, не допускать
второгодничества.
Повести решительную борьбу с прогулами студентов,
недисциплинированностью и т.п.
9.
Поручить Главному Управлению Архивов и дирекции института обеспечить выпуск
учебников по специальным дисциплинам к новому 1939-1940 учебному году.
10.
Поручить дирекции института совместно с партийной, комсомольской,
профессиональной организациями наладить массовую политическую и воспитательную
работу в институте и улучшить постановку политической учебы студентов и
профессорско-преподавательского состава.
11.
Дирекции института совместно с партийной и комсомольской организациями повести
решительную борьбу с элементами бытовой распущенности среди студентов.
12.
Обязать Главное Управление Архивов НКВД осуществлять постоянное
непосредственное практическое руководство институтом.
В. Меркулов
П. Шария
И. Никитинский
Д. Белов
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3559. Л.45-57.
Первый экземпляр машинописи, без подписей.
Москва, ЦПКиО, 1937
6
Из докладной записки и.о. начальника ГАУ НКВД
СССР капитана госбезопасности И.И. Никитинского и начальника Отдела кадров ГАУ
НКВД СССР лейтенанта госбезопасности К.И. Удальца в Управление кадрами ЦК
ВКП(б)[17]
№ 54
31 мая 1939 г.
<…> Историко-Архивный Институт.
Работой института, как это установлено
комиссией НКВД в марте месяце 1939 г., ГАУ совершенно не руководило.
Бывшее руководство Управления в лице Мальцева всякие сигналы о безобразиях,
творящихся в институте, скрывало от партии и руководства НКВД. До последнего
времени в институте существовала группа лиц из числа руководящих работников
института: Кузнецова И.В., Гулевича К.С.,
Сулеева Г.Ф. и Руцкого Д.М., которая систематически зажимала критику и
самокритику недостатков в работе института, а лиц, пытавшихся выступить против
них, преследовала и изгоняла из института.
Директор института Гулевич
личного состава преподавателей не знает и не изучает его; личные дела
профессорско-преподавательского состава находятся в запущенном состоянии, как
правило, в них отсутствуют документы об образовательном цензе, анкетные данные
и деловые и политические характеристики.
Были
сигналы студентов о неверных установках и даже прямых антисоветских выпадах
отдельных преподавателей института, но по ним никаких мер не принималось.
Профессорско-преподавательский состав
института мало подготовлен и засорен антисоветскими элементами.
Яркими фактами этой засоренности являются:
-
директором института работает политически сомнительный человек - Гулевич К.С., в прошлом связанный с
активным, ныне осужденным, троцкистом Дробнисом. Работой института Гулевич К.С. совершенно не руководит,
недостатки в работе института стремится всячески скрыть; в период работы в
Архиве профдвижения допустил целый ряд должностных преступлений, в частности:
принудительное соавторство, засорение аппарата, развал работы и т.п.
Дело в отношении его рассматривается в
партийном порядке в Партбюро института.
-
зам. директора института по учебной части работает Бабурин Д.С. - сын
торговца-спекулянта, при вступлении в ВКП(б) скрывший свое соц. происхождение,
за что имеет по партлинии строгий выговор. Безобразия, творимые в институте,
Бабурин всячески скрывал, имел близкую связь с арестованным в апреле месяце
Френкиным М.С.
-
помощником директора по заочному обучению и хозяйственной части работает
Блюмфельд А.Э. - латыш, в Латвии имеет родственников, с которыми долгое время
имел связь. Блюмфельд также вместе с руководством института покрывал все
безобразия.
До
последнего времени преподавателем палеографии и дипломатики работал Калистратов
Н.П., уволенный из Ивановского института. Калистартов приходил читать лекции в
пьяном виде, в преподавании допускал халтуру, о чем имеются заявления 3-х
различных организаций. Кроме того, в деле Калистратова имеются сигналы о двух
случаях допущения им политических ошибок в лекциях, в частности случай
рекламирования им врага народа Троцкого.
Профессором института состоит Максаков В.В., член ВКП(б) с 1920 г.,
имеет строгий выговор с предупреждением за потерю партбдительности, за связь с
врагом народа Вегманом, работавшим в Западно-Сибирским краевом архивном
управлении. С 1917 по 1919 г. состоял в группе левых интернационалистов.
Преподавателем истории СССР состоит профессор Смирнов Павел Васильевич[18], беспартийный, сын личного дворянина, в
1924 г. Киевским окружным судом был осужден на 5 лет лишения свободы по делу
контрреволюционной группы «Центродействия». Меры наказания отбыл.
Преподавателем источниковедения работает Никитин С.А., беспартийный, сын
священника, дядя? с которым Никитин проживал вместе, НКВД выслан в г.
Архангельск. Сам Никитин в 1930 г. особым совещанием ОГПУ был выслан на Урал
сроком на 3 года по делу «Историков».
В целях дальнейшего улучшения кадров архивных
органов считаем необходимым провести следующие мероприятия:
1. Провести полное очищение аппарата
Управления и его местных органов от всех антисоветских элементов.
2. Заменить директора Историко-Архивного
Института Гулевича К.С.
3. Заменить заместителей директора Историко-Архивного
Института Бабурина Д.С. и Блюмфельда А.Э.
4. Заменить зав. кафедрами Историко-Архивного
Института Максакова В.В., Хейфец Ф.А., Зимонсон И.Л.
5. Заменить преподавателей Историко-Архивного
Института Смирнова П.В., Котловича М.И., Никитина С.А. и др.
И.о. начальника ГАУ НКВД СССР Никитинский
Начальник Отдела кадров ГАУ Удалец
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3560. Л.5-10. Копия.
Москва, Охотный ряд, конец 30-ых.
7
Из докладной записки
и.о. директора Историко-архивного института Д.С.Бабурина и секретаря партбюро
Алексеевой наркому внутренних дел СССР Л.П. Берия и председателю Всесоюзного
комитета по делам высшей школы при СНК СССР Кафтанову
23 июня 1939 г.
Этот
единственный в Советском Союзе Институт имеет настолько плохие условия учебной
и научной работы, когда можно смело утверждать, что таких условий не имел ни
один Вуз Советского Союза даже 8 - 10 лет назад. Мы вынуждены лично обратиться
к Вам потому, что нам совершенно непонятно отношение руководства ГАУ к
положению в Институте, к его жизненным запросам и нуждам. Это отношение к
нуждам Института тем более непонятно для нас, что новое руководство ГАУ хорошо
знает о том, что бывшее вражеское руководство ЦАУ в лице Пашуканис и др. вело
линию на срыв подготовки кадров и на разложение Института, что последствия их
вредительской деятельности Институт очень болезненно ощущает еще и сегодня.
Новое руководство ГАУ по настоящее время не разрешает тех вопросов, которые
ставились перед ним руководством Института и партийным бюро в многочисленных
докладных записках, решениях, резолюциях и устных требованиях. Институт
работает без какой бы то ни было поддержки со стороны ГАУ.
<…> Второй чрезвычайно важный вопрос, от которого зависит
дальнейшая работа Института, это вопрос о профессорско-преподавательских кадрах
в Институте. Профессорско-преподавательский состав Института был всегда
наиболее слабым местом в работе Института. За эти годы создан небольшой
коллектив профессоров, доцентов и преподавателей Института, но до настоящего
времени плохо обстоит дело с руководящим составом кафедр.
<…> Для преподавательской работы в Институте необходимо привлечь
высококвалифицированных практических работников Ленинграда и других городов
Советского Союза. Институт не имеет возможности этого сделать, так как он не
имеет квартир, которые можно было бы предоставить профессорам и преподавателям.
<…> Последний вопрос - это вопрос о руководстве Института.
Приказом начальника ГАУ НКВД тов. Никитинского 16 июня снят с работы директор
Историко-Архивного Института К.С.
Гулевич.
Этим
же приказом и.о. директора Института назначен зам. директора по научной и
учебной работе т. Бабурин. Мы должны очень резко поставить вопрос об укреплении
руководства Института, т.к. на протяжении ряда лет ЦАУ, по крайней мере,
безответственно относилось к подбору руководящих кадров Института. За 7 лет
существования Института сменилось 11 или 12 директоров и зам. директоров по научной
и учебной работе. Большинство из них были освобождены от работы в силу их
непригодности руководить Институтом.
<…> Мы просим Вас, тов. Берия и тов.
Кафтанов, в срочном порядке разрешить вопрос о руководстве Институтом.
И.о. директора Института Бабурин
Секретарь Партбюро Алексеева
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3559. Л.66-73.
Подлинник.
Заброшенный Страстной монастырь. Остатки от него.
8
Из рапорта и.о.
начальника ГАУ НКВД СССР И.И. Никитинского наркому внутренних дел СССР Л.П.
Берия
28 июня 1939 г.
Приказ о снятии с работы директора Историко-Архивного Института Гулевича К.С. я подписал после
согласования этого вопроса с Начальником Отдела Кадров Управления лейтенантом
госбезопасности т. Удальцом, в ЦК ВКП(б) с тт. Киселевым и Зыковым, в Комитете
по Делам Высшей Школы при СНК с тт. Рамзаевым и Ломакиным и в ОК НКВД СССР с т.
Ивановым.
У
Вашего заместителя по кадрам - майора госбезопасности т. Круглова я лично
просил указаний о том, можем ли мы своим приказом снять с работы Гулевича К.С., т.к. он не утверждался в
этой должности ни Вами, ни ЦК ВКП(б).
От тов.Круглова я получил положительный ответ.
Одновременно с этим о работе Гулевича К.С. сообщаю:
После
обследования Института в марте месяце с.г. Комиссией под руководством старшего
майора госбезопасности тов. Шария, Гулевич
К.С. никаких мер по изжитию выявленных безобразий в работе Института не
принимал, Институтом не руководил, а указания ГАУ по этим вопросам не выполнял.
В
архиве Профдвижения, где Гулевич
работал по совместительству, им допущен ряд злоупотреблений, в частности:
принудительное соавторство и развал работы архива.
Все материалы в отношении Гулевича проверены и подтверждены фактическими данными.
О
злоупотреблениях Гулевича по Архиву
Профдвижения 23 июня с.г. в № 172 «Правды» помещен фельетон Рыклина «Назойливый
спутник».
Об изложенном сообщаю на Ваше распоряжение.
И. Никитинский
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3567. Л.19-21.
Заверенная копия.
Танцы в 1939-м.
9
Из рапорта и.о.
начальника ГАУ НКВД СССР И.И. Никитинского наркому внутренних дел СССР Л.П.
Берия
20 августа 1939 г.
Гулевич К.С. – директор
Историко-Архивного Института в 1921 г. являлся лидером шляпниковской оппозиции
в Полтаве. Решением Свердловского РК ВКП(б) от 14.08.39 г. за активную
антипартийную деятельность, за скрытие от партии принадлежности к шляпниковской
оппозиции и неискренность - Гулевич К.С.
из рядов ВКП(б) исключен.
И. Никитинский
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3561. Л.36. Копия.
10
Из доклада директора Московского
историко-архивного института И.И. Мартынова в ЦК ВКП(б)
15 февраля 1940 г.
Главное и основное, с чем пришлось встретиться новому руководству в
Институте с начала 1939/40 г. учебного года, это расхлябанность и
недисциплинированность среди довольно большой части студенчества. Всесоюзный
Комитет по делам высшей школы обследовал Институт в марте месяце 1939 г.,
установил ряд серьезнейших недостатков в работе Института:
1.
<…> Ряд преподавателей ведущих специальных дисциплин не обеспечил достаточно
высокого качества преподавания (преподаватели Калистартов, Минкин, Мильштейн,
Осокин и др.).
2.
Неудовлетворительно поставлен подбор профессорско-преподавательских кадров
Института, в результате чего имело место засорение кадров Института как малоквалифицированными,
так и недостаточно политически проверенными людьми.
Со
стороны дирекции были приняты жестокие меры по отношению отдельных
дезорганизаторов и нарушителей учебной дисциплины, которые сводились к тому,
что ни один случай прогула или опоздания хоть на несколько минут не оставался
без требования объяснение причин неявки или опоздания.
Директором был наложен целый ряд административных взысканий на наиболее
недисциплинированные элементы студенчества вплоть до исключения из Института.
Директор Московского ИАИ Мартынов И.И.
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3559. Л.94-106. Копия.
Вид на Красную площадь из Замоскворечья (слева)
11
Из докладной записки начальника Отдела кадров
ГАУ НКВД СССР К.И. Удальца заместителю наркома внутренних дел СССР С.Н. Круглову
о выполнении плана работ по Отделу кадров ГАУ НКВД за 1-й квартал 1940 г.
11 апреля 1940 г.
<…> За отчетный квартал в результате специальной проверки как по
органам УБ НКВД, так и архивам из числа социально-чуждого и примазавшегося
элемента выявлено 38 человек, из них:[19]
<…> по Историко-Архивному Институту
п.1.
Профессор Максаков В.В. происходит из семьи служителя культа. Брат Максакова
также был служителем культа. Проведенной спецпроверкой установлено, что
Максаков на протяжении ряда лет, до Октябрьской Революции, вел активную борьбу
против большевиков. Активно выступал в прессе в период империалистической войны
против лозунга Ленина о превращении войны империалистической в войну
гражданскую.
После
февральской революции был редактором к.-р. газеты «Ранее Утро», в которой
восхвалял временное правительство, одобряя арест большевиков. Печатал в этой
газете к.-р. клевету на В.И. Ленина, называл его немецким шпионом.
После
Октябрьской революции выступал с требованием свободы печати для всех к.-р.
партий. В 1919 г. примыкал к группе меньшевиков-интернационалистов.
По
имеющимся во 2 отделении ГУГБ НКВД агентурным и следственным материалам,
Максаков входил в к.-р. троцкистскую группу, орудовавшую в системе ЦАУ на
протяжении ряда последних лет, проводившую активную вредительскую работу.
Показаниями арестованного Вальдбаха устанавливается, что Максаковым и другими
троцкистами в к.-р. целях похищались необходимые им документы из архивов ЦАУ.
Максаков В.В. разрабатывается 2 отделением
ГУГБ НКВД как активный правый.
Подлежит замене.
п.2.
И.о. заведующего кафедрой марксизма-ленинизма Попов К.А. - в 1928 - 1929 г.,
будучи на преподавательской работе в ИКП, принадлежал к а/с группе «леваков»
(меньшинство). В своих теоретических работах защищал право-троцкистскую точку
зрения по вопросу революции 1905 г. (отрицал предпосылки перерастания революции
1905 г. из буржуазно-демократической в социалистическую) (сообщение 2 отд.
ГУГБ).
Попов
К.А. состоял членом с.-д. партии меньшевиков. Как член Сибирской областной думы
в 1918 г. арестовывался в Омске Колчаком. С.-д. фракция меньшевиков внесла
запрос премьер-министру юстиции о немедленном освобождении Попова К.А. из-под
ареста (справка ЦАОР).
Брат
жены Попова К.А. осужден Тройкой УНКВД МО в 1938 г. за к.-р. агитацию на 8 лет
(сообщение 2 отд. ГУЛАГ НКВД).
п.3.
И.о. заведующего кафедрой Хейфец Ф.А. Антисоветски настроенный человек. Родной
брат - б. поверенный в делах в Иране, разоблачен как враг народа (шпион
немецкой и английской разведок) (сообщение 2 и 5 отделов ГУГБ НКВД).
п.4.
Профессор Веселовский С.Б. - сын помещика-дворянина. Сын Веселовского -
Веселовский К.С. в 1935 г. арестован органами НКВД по ст.58-10 к 10 годам ИТЛ.
Внук Веселовского - Веселовский Г.С. проходит по д.ф. как член семьи.
С.Б.Веселовский
Родной
брат проходит в 5 отделе как член Галиполийского землячества в Праге и
разрабатывается 2 отделом ГУГБ (сообщение 5 отд. ГУГБ НКВД, 1 спецотдела НКВД
СССР и УНКВД МО, УНКВД Саратовской области и справка Центрального архива
феодально-крепостнической эпохи).
п.5.
Преподаватель Вайнштейн В.Н. - с 1917 по 1918 г. состоял в ЕСДРП, а с 1918 по
1922 гг. в ЕКП (Палей Цион). Проходит по оперативным учетам УНКВД Винницкой
области как бывший белый по фамилии «Вольский Владимир». Этот псевдоним
Вайнштейн В.Н. носил до 1920 г., проживая на территории белых в Виннице и
Каменец-Подольске (сообщение УНКВД по Винницкой обл.).
п.6.
Аспирантка Дворец М.Б. - дочь офицера колчаковской армии Хржановского Б.Ф.,
проходит в 3 отд. ГУГБ по связи с Вольниным, разрабатываемым по подозрению в
к.р. деятельности. Кроме этого, отец Дворец М.Б. - Хржановский Б.Ф.
разрабатывается 10 отделением 1 отд. ГУГБ НКВД СССР и 2 отделом УГБ УНКВД МО
(сообщение 3 отд. ГУГБ НКВД, 1 спецотдела НКВД и 1 спецотдела УНКВД МО).
п.7.
Лаборант Касаткин П.А. - подпоручик и батальонный адъютант царской армии
<…>
п.8.
Аспирант Карпачев А.М. - сын собственника мануфактурного магазина и
парикмахерской.
п.9.
Аспирант Афанасьев Н.И. - мать происходит из кулаков <…>
п.10.
Преподаватель Никитин С.А. - с 1930 г. постановлением Особого Совещания ОГПУ
обвинялся по ст.58-11 УК по делу «Историков» и был выслан на Урал сроком на 3
года (справка 1 спецотдела НКВД).
п.11.
Преподаватель Прутенская М.С. - дочь поляка-кулака, в прошлом лишенца
избирательных прав (сообщение Погорельского р/о)
п.12.
Аспирант Митяев К.Г. - брат Митяева в 1938 г. расстрелян за к.р. деятельность
(справка 1 спецотдела).
п.13.
Преподаватель Бабурин Д.С. - сын торговца-спекулянта. Два брата жены осуждены
на 10 лет каждый за ограбление (справка 1 отд. НКВД СССР и УНКВД МО).
п.14.
Преподаватель Устюгов Н.В. - сын попа. Разрабатывается 2 отд. ГУГБ НКВД. Родной
брат жены по ст.58-10-11 УК в 1932 г. Тройкой УНКВД МО осужден на 10 лет за
а/с. агитацию (справка 2 отд. ГУГБ и 1 спецотдела НКВД СССР).
Устюгов Николай Васильевич (1896-1963) – историк, профессор
Историко-архивного института,
старший научный сотрудник Института истории АН СССР.
п.15. Преподаватель Солдатенков М.Т. -
проходит в СПО УНКВД МО по агентурному делу (справка 1 спецотдела УНКВД МО).
п.16.
Профессор Смирнов П.П. в 1924 г. был осужден на 10 лет по делу к.р. организации
«Центродействия». Постановлением ВЦИК СССР срок сокращен до 5 лет (справка 1
спецотдела НКВД).
п.17.
Заведующий курсами Фомичев В.П. - в 1934 г., приезжая в отпуск на родину, среди
колхозников вел антиколхозную агитацию, заявлял: «Животноводческие товарные
фермы в колхозах нерентабельны, они поглощают весь доход из колхозов».
Отец
жены Фомичева - Петров В.А. - служил в полиции стражником. В 1930 г. облагался
твердым заданием (сообщение Переславльского р/о). Фомичев с работы уволен.
п.18.
Преподаватель Бодякшин И.Х. - подпоручик царской армии (справки ВИА).
п.19.
Аспирант Самойлов В.И. - сын служителя культа.
п.20.
Аспирантка Бржостовская Н.В. - мать Бржостовской постановлением Особого
совещания от 26.12.37 г. за подозрение в шпионаже арестована сроком на 5 лет
(сообщение 1 спецотдела НКВД СССР и УНКВД МО)[20].
Начальник Отдела кадров ГАУ НКВД СССР
Лейтенант гос. безопасности Удалец
ГА РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3561. Л.53-56.
Заверенная копия.
На Ленинском проспекте, 1939 г.
12
Из плана работы Отдела
кадров ГАУ НКВД СССР на апрель - июнь 1940 г.
Утвержден 11 апреля 1940 г.
1.
Дальнейшее выявление и очищение архивных органов от соц. чуждых и примазавшихся
элементов.[21]
Апрель
<…>
п.6.
Охватить спецпроверкой 15 человек профессорско-преподавательского состава,
аспирантов и лаборантов Историко-Архивного Института и написать на них справки
по форме № 1 до 30 апреля 1940 г.
Май
<…>
п.2.
Закончить спецпроверку профессорско-преподавательского состава, аспирантов и
лаборантов Историко-Архивного Института в количестве 25 человек и написать
справки.
Июнь
п.1.
Охватить 40 человек студентов Историко-Архивного Института 3-го курса
спецпроверкой по оперативным делам и по родине.
Начальник Отдела кадров Удалец
ГАРФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3568. Л.32-34. Копия.
Здание Историко-Архивного института в Москве. (Бывший Печатный двор).
(фото 12.02.1960 г.)
Примечания:
[1] См.: Пшеничный А.П.
Репрессии архивистов в 1930-х гг.//Советские архивы. 1988. № 6. С.46.
[2] ГА РФ. Ф.5325. Оп.9.
Д.3010. Л.18.
[3] См.: Сталин И.В.
Вопросы ленинизма. 2-е изд. М.,1947. С.357–360.
[4] См. документ № 1.
[5] См. документ № 2.
[6] См. документ № 3.
[7] См. документ № 4.
[8] ГА РФ. Ф.5325. Оп.2.
Д.3565. Л.21
[9] Архив РАН. Ф.1646.
Оп.1. Д.181.
[10] ЦМАМ. Ф.3018. Оп.1.
Д.40. Л.5.
[11] ГА РФ. Ф.5325. Оп.9.
Д.4350. Л.19; Оп.2. Д.86б. Л.4.
[12] ГА РФ. Ф.5325. Оп.9.
Д.3971. Л.72.
[13] Архив ИАИ РГГУ. Личный
состав. Д.803. Л.2–3.
[14] См. документ № 11.
[15] См. документ № 11.
[16] Документ датируется по
содержанию.
[17] Второй экземпляр этого
документа был направлен заместителю наркома внутренних дел СССР Круглову (ГА
РФ. Ф.5325. Оп.2. Д.3561. Л.1).
[18] Так в тексте.
Правильно (здесь и далее): Смирнов Павел Петрович.
[19] Опущены сведения по
ГАУ НКВД СССР, ГАФКЭ, ЦГАКА, ЦФФКА, Архиву профдвижения.
[20] Пп.21-30 – указаны
фамилии студентов 4-го курса: Анчиполовский Я.Д., Зырянов С.А., Истомина Н.А.,
Коновалова В.С., Кротов А.Ф., Крайская З.В. Похмелкин В.И., Попов И.Д., Таропов
И.Н., Трейвус Э.Л. в связи с их социальным происхождением (сын попа, из семьи
купца и т.д.)
[21] Инспекторы отделов ГАУ
обязывались согласно плану провести специальное анкетирование всего личного
состава центральных государственных архивов и охватить их спецпроверкой по
отделам, местам рождения и жительства. Что же касается ИАИ, то по нему тоже был
составлен план для старшего инспектора Преснякова.
Улица 25 Октября, 1975
г.
Здание Историко-Архивного Института