1-я тетрадь. 1861 г., ноября 20-го. С-Петербург
При вас еще начались сходки студентов, ознаменованные
такими шальными распоряжениями правительственных лиц; живо помню, как вы, стоя
вот здесь у печки, уговаривали одного из наших друзей из самых горяченьких, хоть и не студента. Разумные ваши слова не
принесли, однако ж, пользы ему, за что я на него особенно зла. На другой день,
кажется, после вашего отъезда приехал Саша (на сутки к нам) и пришел вечером с
ним видеться наш Гулевич2 от Тютчевых3, и пришел такой нарядный, endnnarrche
(по-праздничному одетый (франц.)), каким я его никогда еще не видывала и без
смеха смотреть не могла! Новый какой-то сюртук, великолепный и модный до того,
что весь отворот рубашечного рукава был виден; новый модный галстук и булавочка
якорь. Несмотря на это щегольство, он был угрюм, невесел и, несмотря на то что
пришел видеться с Сашей, не остался его дождаться, хотя и упрашивали его,
уверяя, что тот скоро будет домой. Напившись чаю, во время которого сидел подле
меня и раза два повторил: "Что-то завтра будет??" - на вопрос мой, что
же еще может быть, он сквозь зубы сказал, как будто не о себе говоря: "Да,
сходка опять будет!.." - и ушел, говоря, что ему нужно еще вечером дома
почитать и поработать... На другой день, и на 3-й, и на 4-й мы уже его не
увидели, а между тем в тот же день узнали от очевидца (наш factotum
(слуга (лат.)) носил ваше фортепиано в здание кадетского корпуса - рядом с
подъездом университетским), что сходка действительно была и кончилась еще хуже
первых. Начальство было предупреждено, вероятно, через шпионов из студентов же,
и войско окружило их у ворот здания Университета; не знаю, сопротивлялись ли
они быть арестованными, или само действие их против тех, которые пришли на
лекции с матрикулами, было принято за бунт, только их били прикладами и гнали,
как стадо, в крепость... На месте сражения отличился, говорят, кроме г-на,
Игнатьева, Преображенский офицер гр. Толстой, который будто бы сам бросился на
безоружных студентов и приказал своей роте действовать штыками...
Возмутительно!! Наш посланный все это видел и некоторых окровавленных студентов
тоже, уезжавших после битвы; говорят, этот мерзостный герой (который сделан
флигель-адъютантом по приезде государя!..) сам собственноручно нанес удар
студенту по голове своей саблею!.. Их погнали в крепость, где продержали,
однако же, несколько суток, потому будто бы, что как приехал царь и близилось
время панихиды по его матушке, то их сочли нужным удалить, - и, посадив на
пароходы, послали в Кронштадт. В крепость Александр Васильевич ездил с одним из
наших родственников Измайловым для свидания с братом жены его, бароном Дальгеймом, но видеться они не были допущены, и никто из
родственников не знал почему, только съестные припасы, посланные нами при
записке, были приняты, и ответ доставлен от Гулевича. Потом брат к нему ездил в Кронштадт и виделся, несмотря
на то что и там получен был приказ не пускать никого к арестантам, кроме отцов
и матерей!.. Фу, как грозно и как пошло!.. Точно Николай Павлович в карикатуре.
Их поместили там в госпитале и, благодаря гуманности начальника порта,
ассигновали прекрасное содержание, настоящий комфорт после крепости, где их
суток двое морили голодом, кроме тех, которые попали под начальство нашего
приятеля Пинкорнелли, и спали они, бедные, кучами на голом полу, пока
спохватились им дать - соломы!.. A la guerre, comme a
la guerre!.. (На войне, как
на войне!.. (франц.)). Комедия, да и только! Жаль, что очень грустная
комедия!.. Наш приятель и там не унывал, т. е. в крепости; один знакомый,
проходя через двор, узнал его курчавую голову и им был узнан, чего ради
прокричал ему в окно кукареку... Брат Гулевича
– Вадим4, добрый, кроткий
юноша и, кажется, весьма нежно любящий брата своего, заболел, бедный, от тоски
и тревоги; теперь в лазарете; он мне рассказывал о своем посещении брата и о
том, что его и там не оставляют его юмористические выходки. "Говорили мы о
разном с братом, - сказал он, - и я не заметил, что во время нашего интимного
разговора незаметно подошел и стал вслушиваться жандармский офицер. "Вот
видишь ли, - сказал брат, - медведь, конечно, тоже маленькая птичка, да его не
посадишь в клетку, а вот сорока другое дело - ее можно посадить, - она держит
хвост кверху!.." "Что за чушь он городит", - подумал я,
всматриваясь в его невозмутимую физиономию, и только тогда понял, что он
кого-то морочит, когда офицер быстро отшатнулся от нас". Через несколько
дней он писал всем нам очень много нежного в письме брату, просил нас, меня и
Софью Христиановну, писать ему, что он перечитывает
наши строки, как влюбленный гимназист. Мы послушались, написали длинные письма,
но ответа не было; может статься, и не дошло! Измайлов ездил тоже в Кронштадт,
и как было позволено видеться только отцам, то он, явясь
к коменданту, объявил, что он - отец! "Ваше имя и фамилия, - сказал
комендант, - ваш чин?" - "Павел Афанасьевич Измайлов, надворный
советник!" - "О! - сказал комендант, как будто удивясь
большому чину молодого человека. - А сына вашего как имя?" - "Сына
моего зовут барон Юлий Петрович Далъгейм. Без
малейшего возражения на это или замечания комендант приказал выдать записку, в
которой тоже значилось допустить к свиданию с Дальгеймом
его отца - Измайлова! Гуманность этого коменданта, говорят, совершенно
восхитила подвластных ему студентов. Он говорил Измайлову, что он все сделал от
него зависящее, чтоб облегчить участь бедных арестованных. "Я их тотчас по
приезде сводил в баню, дал им чистые постели и хотя толстое, но все чистое
белье и стол сытный, какой они там, конечно, не имели - по 29 к. с
персоны".
Воображаю Гулевича
в его новом модном с иголочки сюртуке (недаром я на этот сюртук смотреть не
могла равнодушно. Констанция, которая так охотно
приписывает мне разные качества души, не прочь приписать мне и ясновидение:
говорит, что я предчувствовала несчастие этого сюртука!): каков он был после
проведенных нескольких суток в крепости на полу без соломы и даже с соломой!..
Несмотря на то что власти, т. е. Игнатьев5 и Путятин, телеграфировали
императору о студентах и своих проделках, мы все ждали, как - чего бы - как
манны небесной, как пришествия мессии, приезда в Петербург государя. И -
дождались!..
Первые дошедшие до нас известия как обухом по лбу нас
ошеломили: "Игнатьева и Путятина царь обнимал и целовал публично".
На другой же день приезда был парад, по окончании коего
благодарил Преображенский полк, а графа Толстого произвел в флигель-адъютанты.
При всех этих неутешительных слухах я решительно от него отказалась, возненавидя его, и Констанция, по
обыкновению, все старалась утешить нас своим манером, что он не совсем виноват,
что он опомнится, что это с ним и прежде бывало, что он и целует иногда, да это
ничего не значит, что это такая немножко его манера (куда какая разумная
манера!) поцеловать прежде, а потом и дать пинка! Между тем Кавелин
и трое других профессоров подали в отставку! Между тем как легко было властию, богом нам дарованною, рассечь этот гордиев узел -
всех их выпустить, хоть на поруки, а потом судить и рядить... Самое-то простое
никогда на ум не всходит дуракам! Вместо того нарядили советы, суды, комитеты и
т. п. - чем все это кончится, бог знает.
Городские слухи и сплетни были разные, напр.: будто
Игнатьев телеграфировал царю, "что студенты бунтуют и слушать никого не
хотят!". Царь отвечал: "Поступать деликатно, по-отечески"...
Игнатьев опять: "Арестовано 400 человек! и ваш родитель так бы
поступил..." Кажется, это выдумка; но "Se
поп ё vero ma ben trovato" (Если и
неправда, то хорошо придумано (итал.)). Царь:
"Дурак!"
В это время в "Искре" появилась комедия
"Карп Иванович и Нина Александровна", взятая из анекдотов о Николае
Павловиче, tres authentique
(весьма достоверно (франц.)). Удивительно верный снимок; не знаю, как
пропустили! Еще в "Искре" была картинка, где представлен куль и
из-под куля вылезает вор, о котором говорят свидетели: "И бить его, и
гнать его!" Не правда ли, удачное jeu de mots? (игра слов (франц.)).
Теперь - об уступках свыше: хоть это вы и знаете через газеты, что Игнатьев
заменен, как утверждает глас народный, весьма удачно, кн. Суворовым6, который будто бы заявил
свою личность, гуманно посетивши студентов в крепости сперва, потом и в
Кронштадте.
…-я тетрадь. 29-го ноября, вечер. Известие о студентах
Софья Христиановна пишет:
"Говорят, их разделили на три категории (дело их решено). Первые шесть
человек подвергаются наказанию... 45 ссылаются в отдаленные губернии, а
остальные освобождаются!.." Сколько комментарий можно бы сделать на это
последнее слово: "освобождаются"! Значит, признаются совершенно
невинными?? да? а за то, что их били, и за то, что они и в голоде и в холоде
сидели, лишенные свободы около 2-х месяцев, - за это что??
…8-е декабря 861 г., утро.
Гулевич вернулся вчера! Я
радостно обняла его, и все его друзья тоже. Боже, боже, что он порассказал
нам!.. Мы много знали, о многом слышали от почти очевидцев, но что он рассказал
нам, превосходит все слышанное нами. Думала ли я, что доживу до такой
безобразной обстановки?.. Я ненавижу его и все это!.. Горе тому, кто не найдет
в себе способность ненавидеть!..
Вот как это происходило: Гулевич шел мимо Университета, не имея никакого положительного
намерения. Подошел к толпе, чтобы спросить, что там такое? - Их будочники
окружили. Так как он и многие другие были в партикулярном платье и заметно
было, что они только что подошли, то им предложили (начальство, полиция)
отойти, выйти из цепи, удалиться. "Я бы мог выйти, - сказал он, - но
считал это неловким, и потому еще, что, выйди я, за мною вышло бы и несколько
других, и было бы нехорошо, неприлично!.. Я остался..." Тут жандармы с
лошадьми и преображенцы со штыками вышли на сцену
кровавым пятном на русскую честь и правительство!.. "Я не потерялся, все
помню, - сказал Гулевич, - и штыки
блестящие, обращенные на нас, безоружных (потому что мы все, у кого были
трости, и их бросили, повинуясь громкому голосу одного из нас бросить трости и
остаться совершенно беззащитными), лошади жандармские, теснящие нас, лезшие на
дыбы прямо на нас; одну минуту потом меня так стиснули, что мне сделалось
дурно, и я бы упал, если б меня двое товарищей не поддержали... Потом отвели
нас во двор, где заперли и переписали наши имена. Потом провели между
солдатами, жандармами и будочниками, так что на каждого из нас было по трое
вооруженных людей!.."
Кровавая комедия! Человек шесть было ранено штыками и
прикладами: Лебедев, которого солдат ударил так сильно прикладом по голове, что
тот упал и вскрикнул: "За что ты бьешь безоружного?" Тот в ответ еще
раз его ударил, уже лежачего, так что он некоторое время находился в опасности
помешаться: от раны па голове потрясен мозг! Их гнали в крепость, подгоняя
отсталых прикладами. В крепости же они были 5 дней без постелей и при самой
гнусной пище. Одна женщина, жена кого-то из живущих в крепости чиновников,
раздавала им хлеб и все, что только нашлось у нее съестного, - бедной,
измученной голодом толпе!.. Когда их повезли в Кронштадт (они не знали еще
куда), то один из пароходов зацепился за плашкоут моста и чуть было не погиб; в
это время на берегу стояли и смотрели Михаил и Николай Николаевичи... Холод был
очень силен (12-е октября), но капитан того парохода, где ехал Гулевич, был добр и милосерд; он всех
пускал в каюту, где Гулевич улегся у
камина и проспал до Кронштадта. Другой же капитан (надо будет узнать его имя)
не позволял озябшим входить в каюту, отчего один, слабый еще после недавнего
тифа, простудился насмерть - он получил чахотку, от которой теперь умирает. А
знаете ли что? У нас есть пытка!.. Когда я это услышала от одной дамы в 1-й
раз, я думала, что это сплетня, выдумка, клевета!.. Увы! Это факт. Это то, что,
описывают, делали будто бы с маленьким дофином во время терроризма...
Приготовляемого к допросу несколько дней томят бессонницей, - лишь только он уснет,
его будят, стучат; потом, когда он достаточно раздражен и ослаблен такой
процедурой, его ведут изнеможенного к допросу... Так было, вероятно, с
Михайловым!.. Он уже осужден сенатом на 12 лет в каторжную работу - царем
милостиво уменьшен срок наполовину!.. Студентам объявили милостивое избавление
от тюрьмы 6 декабря - день тезоименитства наследника!.. Как мило!.. Он
пресмешные, преуморительные эпизоды рассказывал, да я сегодня в желчном и
грустном настроении; после расскажу. Tout cela est de
domaine de Fhistoire (Все это из области истории (франц.)).
…А Гулевич? Он
хорошая, честная, разумная натура. Вообразите - они разделены на 4 категории,
да так смешно, так смутно, так бестолково, что я уж и рассказать не умею.
Например: самое слабое наказание (ссылка в дальние губернии) и самое сильное -
то же. Потом, или ссылка, или дозволение остаться, если есть родные поручители.
Гулевичу назначено выехать чрез 2
недели и пока пребывать под строжайшим надзором полиции, потому он пи за что не
хотел пока у нас остаться. Вчера Софья Христиановна
прибежала к нам и провела у нас вечер; сегодня нас зовет обедать и Гулевича.
…Вчера у Даневских, где мы обедали с Гулевичем, он нам рассказывал тьму-тьмущую вещей, одна другой раздирательнее, возмутительнее; между прочим, что когда их
гнали в крепость, то отстававших от слабости или болезни подгоняли солдаты
Преображенские прикладами; один из них едва тащился на костылях... В Кронштадте
же, где нам говорили, что их так хорошо содержат, им давали чай (из
пожертвованного им) в оловянных кружках, от которых их постоянно тошнило,
потому что грязные и после больных... Однажды у них по всем камерам сделалась
тошнота и корчи. Это событие навело на них всех страшное уныние. Кроме того, от
спертого воздуха и прочих условий тюремной жизни развился тиф, Я сама, узнавши
это, чуть не написала царю послание или Александре Сергеевне Долгоруковой. Но,
к счастью, меня уведомили, что дело решено... Я попрошу Гулевича, чтоб он тут у меня вписал несколько строк об этом Абдеритсском решении и распределении категорий!.. Аи да мы!
Вот тебе прогресс 19-го века!.. Смешно и грустно, грустно до слез, до кровавых
слез!
…Однажды им
предложили, не желает ли кто из них в церковь православную. Они все пожелали.
Комендант чрезвычайно обрадовался, подумав, что все они православные. На 2-е
воскресенье комендант предложил: если есть католики между ними, то могут идти в
католический костел, все пошли опять! Потом, когда они пожелали в лютеранскую
церковь, их уже не пустили, побоявшись, что они и в мечеть и в синагогу, пожалуй,
попросятся.
При первом же
допросе вместе, - говорит Гулевич, -
Андреевский сказал им: "Ведь вы не были на сходке, ведь вы не нарочно туда
пришли?"... Это добродушное предостережение заставило их всех засвидетельствовать,
что они туда попали нечаянно... Впрочем, их ответы не имели никаких
последствий, на них не обращалось никакого внимания... Как это логично,
справедливо и честно... Например: человек говорит, что он давным-давно кончил
курс Университета, - его записывают студентом. - Во всех их действиях явно
высказывается желание заподозрить, сделать виноватым правого! Гулевич сказал, что он три года слушал
курс в Харьковском университете, потом жил в Москве на кондиции, теперь в
Петербурге ходил вольнослушающим, - его записали
харьковским студентом, как он ни протестовал! Вследствие чего его, захваченного
нечаянно, мимоходом, партикулярного человека, присудили, после почти 2-х
месяцев тюремного заключения, отдать под строжайший надсмотр полиции на 2 недели,
потом выслать на родину (на родину, где больной старой матери нечего есть, где
он ее содержал своими уроками в Петербурге!) или оставить здесь, если найдутся
родные поручители... Любо-дорого слушать такие дела и умиляться над ними! Мы с
Софьей Христиановной кипим; Констанция
тоже, несмотря на свое прежнее предубеждение насчет его величества. Она и
теперь говорит: "Будь он здесь, ничего бы подобного не случилось!"
Что касается до меня, я уже ему совершенно не верю!
У меня всегда вертится
один характеристический факт об нем - я при случае его рассказываю; и теперь
расскажу, если не рассказала еще. После 8-летнего заключения Михаила Бакунина в
Шлиссельбургской крепости мать, старуха лет около 70, приехала сюда (отец
90-летний умер, не дождавшись); ей сказали, чтобы она попробовала еще одно
средство: встретясь с царем в Петергофском саду,
попросить лично царя о помиловании преступного сына. Она, бедная, это и
исполнила. Подошла к нему с видом умоляющим и сказала, на вопрос его, кто она,
что она мать кающегося сына и проч. и проч. Он остановился, вспомнил, о ком
речь, скорчил, вероятно, николаевскую гримасу и сказал: "Перестаньте
заблуждаться, ваш сын никогда не может быть прощен!" И только. Она как
стояла, так и повалилась, как сноп, на стоящую тут скамейку. Удивляюсь, как ее,
бедную толстую, тучную женщину, не пристукнуло тут же! Он постоял немножко,
посмотрел на нее и - пошел дальше! А вы скажете: "Да как же это? Да ведь
он прощен, то есть сослан". Разумеется, что после Шлиссельбургской
крепости позволение жить и служить даже в Омске или Томске, не знаю, - милость;
да не в том сила, а вот в чем, что через несколько месяцев все это последующее
совершилось; не знаю, как и откуда зашли, чтоб это устроить... Матери-то,
надеющейся на милосердие, каково должны были прозвучать адские слова: "Lasciate ogni speranza"
(Оставь всякую надежду (итал.)) Дантовы.
А вот он теперь в Лондоне, говорят. Желаю ему от всего сердца иметь возможность
отблагодарить за прочувствованное его матерью в эти минуты!.. Вчера, 14
декабря, прочитала в газетах, что в 8 ч. утра на площади близ Мытнинского рынка будет объявлено решение суда бедному
Михайлову по приговору на 12 лет в каторжные работы, по царскому велению на 6
лет. Это прочитала в 10 ч. утра в газете, что в 8 ч. это совершится. Как
ловко!.. Ожидали демонстрации на 14 декабря от студентов, которые собирались
служить панихиды по декабристам, но полиция уже знала и послала запрещение
служить панихиды по Кондратии, Сергее и проч. и проч.; и с той и с другой стороны
глупо.
…Вчера, 14-го
декабря, отправлена прелестная мантилья и зеленая бархатная шляпка с пером
вашей матушке. Шляпа стоит (измутельно дешево по
времени) 11 р.; мантилья 26 р. Пересылка три рубля. Все это устроила Констанция Петровна; я очень довольна, что так успешно.
День ото дня ее больше люблю, а меня она так любит, что мне даже совестно и за
нее и за себя. Гулевич у нас живет и
кипятится страшно... Сегодня Суворов ему позволил отдаться на поруки Даневскому. Я жду там романа (inter
nos) (между нами (лат.)), не знаю только, в каком
роде. Прочитайте (кстати о романах) новую современную повесть, прелестную, хотя
юную совершенно и первый опыт: наблюдательности бездна. Она называется
"Молотов", в "Современнике". Фамилия подписавшегося Помяловский и - вообразите - семинарист!..
Бронзовый бюст А.П.Керн в Риге
18-е декабря, утро.
Вчера, воскресенье, у Тютчевых были; слышали, во 1-х,
вести свежие о вас!.. Какой-то юный господин, видевший вас почасту, - их привез
и письмо... Письмо, конечно, отправлено нераспечатанное к Николаю Николаевичу в
деревню. Я такой веры, что этого бы не сделала по 99-ти причинам; во 1-х,
потому (если по почте), что письмо может или пропасть, или попасть не туда,
куда нужно, а потом и не узнают, что в нем находилось весьма интересное;
конечно, если по почте, мы ничего от вас интересного не получали! Потом вечером
пришел Pinto и рассказал много приятных новостей: что
Путятин уничтожается и проч. и проч. (на его место, кажется, Головнин), и потом
кое-что о новых постановлениях университетских, довольно утешительных, -
Казанский уже открыт. Суворов своей гуманностью и благородным образом действий
производит фурор! Дай бог ему здоровья! Между прочим, один из красных выразил
такую мысль: что это страшно, какую он приобретает популярность!.. Понимаете?..
Вот мазурики-то неугомонные!
Керн А. П. Рассказ о событиях в Петербурге.- В кн.:
Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1974, с. 235-252. 20
ноября - 18 дек. 1861. Дневник в форме писем. Студенческие волнения в
университете и их подавление. Слухи в связи с волнениями. http://dugward.ru/library/cern.html
Примечания:
1 Анна Петровна Керн (11 (22) февраля 1800, Орёл - 16 (27) мая 1879, Москва; урождённая
Полторацкая, по второму мужу - Маркова-Виноградская) - русская дворянка,
супруга героя Отечественной войны 1812 г. генерала Керна. В истории более всего
известна по роли, которую она играла в жизни Пушкина. Овдовев в 1841 г. вышла
летом 1842 г. повторно замуж. В 1855 году ее второму мужу Александру
Васильевичу Маркову-Виноградскому удалось получить место в Петербурге, сначала
в семье князя С. А. Долгорукова, а затем столоначальника в департаменте уделов.
Анна Петровна подрабатывала переводами. В ноябре 1865 года Александр Васильевич
вышел в отставку с чином коллежского асессора и Марковы-Виноградские покинули
Петербург. Оставила мемуары.
2 Гулевич Михаил Семенович (ум.1874, Женева) - дворянин. Будучи студентом Харьковского университета принадлежал к
кружку Бекмана; в 1861 г. был вольнослушателем СПБ
университета. Проживал в Петербурге. Принял участие в студенческих волнениях, в
ходе которых организовывались демонстративные шествия. Все это сопровождалось
нападениями на студентов полиции и войск, массовыми арестами, высылками,
исключениями из университета. Из-за студенческих волнений и появления первых
революционных прокламаций был временно закрыт Петербургский университет. 12 окт. 1861 г. М.С.
Гулевич заключен в Петропавловскую крепость, откуда 17 октября переведен в
Кронштадт; освобожден 6 декабря 1861 г. Был членом петербургского отдела
общества "Земля и Воля". В 1863 г., уволенный со службы по болезни, М.С.Гулевич скрылся от ареста, выехав за границу. В 1866 и
следующих годах М.С. Гулевич безрезультатно ходатайствовал о возвращении в
Россию. 2 мая (н. ст.) 1874 г. покончил жизнь самоубийством в Женеве в припадке
нервного растройства.
3 Николай
Николаевич Тютчев (1815-1878) – сын
коллежского советника Николая Николаевича Тютчева (ум. 1836) и Екатерины
Алексеевны Воронец (ум.1866). Тайный советник, член совета департаментов
уделов, жена Александра Петровна. Двоюродный брат известного поэта Ф.И.Тютчева
(1703-1873). Приятель А.П.Керн.
4 Гулевич Вадим
Семенович – брат. М.С.Гулевича.
Более о нем ничего неизвестно.
5 Игнатьев Павел
Николаевич (1797-1879, СПб.), граф (с
1877), гос. деятель, ген. от инфантерии (1859), ген.-адъютант (1846), почетный член Петербургской АН
(1856). Он происходил из древнего дворянского рода, ведущего, как сказано в
дипломе на графское достоинство, свое происхождение от боярина Бяконта, отца св. Митрополита Алексея, окончил курс в
Московском университете и 14 ноября 1814 г. поступил на службу подпрапорщиком в
Преображенский полк. 25
марта 1817 г. произведен был в прапорщики и вскоре назначен полковым
адъютантом. В год смерти императора Александра I Игнатьев был уже капитаном и
командовал ротой Его Величества. В день выступления
декабристов 14.12.1825 с ротой преображенцев охранял
Зимний дворец, пожалован во флигель-адъютанты. Участник русско-турецкой войны
1828-29. В 1834-46 директор Пажеского корпуса, одновременно в 1842-43 начальник
штаба по управлению военно-учебными заведениями. С 1848 попечитель МХА (в 1850
избран ее почетным членом). С 1852 чл. Государственного совета. В 1854-61
петербургский военный генерал-губернатор, одновременно в 1859-61 председатель Попечитительского совета заведений общественного призрения
в СПб. Во время студенческих волнений осени 1861 выступил сторонником
"жестких мер", приказал ввести в университет войска и полицию и
произвести массовые аресты "смутьянов", что только обострило обстановку
и послужило причиной его отставки. С 1864 председатель Комиссии по принятию
прошений. В 1872 возглавлял Комиссию для празднования 200-летнего юбилея со дня
рождения имп. Петра Великого. С 1872 председатель
Комитета министров и на этой должности оставался до самой смерти.
12 декабря 1877 г., в день столетнего юбилея
императора Александра I-го, при котором Игнатьев начал свою службу, он возведен
был с потомством в графское Российской Империи достоинство.
Действитвительный член Императорского Человеколюбивого общества (с 1856).
Похоронен в склепе церкви Св. Сергия в Троице-Сергиевой пустыни (могила не сохр.).
6 Суворов
Александр Аркадьевич (1804, С-Петербург
– 1882, С-Петербург), светлейший князь, гос. и воен.
деятель, ген. от инфантерии (1859). Внук А. В. Суворова. Учился в университетах
Сорбонны и Геттингена. С 1824 служил в гвардии. Проходил по делу декабристов,
был арестован, но вскоре освобождён. С 1826 - на Кавказе, участвовал в русско-персидской
(1826-28) и русско-турецкой (1828-29) войнах, в подавлении польского восстания
1830-31. В 1848-61 Лифляндский, Эстляндский
и Курляндский генерал-губернатор. Военный генерал-губернатор
Санкт-Петербурга с 16 ноября 1861 по 16 мая 1866 (одновременно с 1861 член Государственного совета). Добился
освобождения арестованных участников студенческих волнений осени 1861,
энергично действовал при ликвидации майских пожаров 1862 (при этом решительно
отказался "карать" мнимых поджигателей). В обществе заслуженно
пользовался репутацией гуманиста и либерала. Уволен от должности после
покушения Д. В. Каракозова на императора Александра II. Был назначен генерал-инспектором всей пехоты, и в этой должности
оставался до самой смерти. Как либеральный политик был популярен среди
студенческой молодёжи, но вместе с тем приобрёл и видных противников в среде
высшей администрации. В апреле 1863 г. Суворов был удостоен ордена Андрея
Первозванного. был председателем Попечительского совета учреждений императрицы
Марии, председателем Общества покровительства животным, членом Совета
Императорского Человеколюбивого общества и почетным членом Академии наук.
Вид с главного
входа. (1880 г.)
Студенческие
волнения в Петербурге начались осенью 1861, когда в прессе бурно обсуждался
проект нового университетского устава, который должен был заменить совершенно
устаревший устав 1835 года, разработанный С.С. Уваровым
в духе полного контроля попечительских советов, назначаемых правительством.
Студенты, не дожидаясь нового устава, организовывали свои кружки и библиотеки,
составляли кассы, издавали сборники, отправляли своих депутатов к министру
просвещения и т.п. Свободный дух нарастал и принимал самые разные направления:
некоторые просто рвали свои матрику-
лы и отказывались ходить на лекции к
неугодным профессорам, а иные, явно фрондерствуя, выдвигали политические
требования на фоне общего либерального подъема и демократических реформ
Александра II. В некоторых мемуарах современников упоминается даже о проекте
радикальной студенческой группы захватить наследника престола и предъявить
Александру второму требование конституции. Из письма К.Д.
Кавелина к Д. Милютину 20 октября 1861 г., о
студенческих беспорядках и их причинах. «Волнения произошли не вследствие
политических причин, а вследствие совершенной неспособности и безумной крутости
министра Путятина, который разве мертвых не выведет из терпения и не
взбунтует». Первая студенческая
демонстрация в Петербурге произошла 25 сентября 1861 года. По приказу
петербургского губернатора Игнатьева полиция устроила настоящую битву со
студентами и арестовала несколько сотен студентов, препроводив их в
Петропавловскую крепость. Студентов поддержали либерально настроенные
профессора: К.Д. Кавелин, М.М. Стасюлевич, Б.И.Утин,
Н.И.Костомаров, Б.Н.Чичерин, А.Н.Бекетов и др. В защиту требований студентов
выступили «Современник», «Русское слово», «Колокол», «СПб. Ведомости», «День»,
«Педагог» и др. «Колокол» в связи с этим отметил, что «петербургское
генерал-губернаторство, как английская корона при Георгах, переходит от идиота
к сумасшедшему и от сумасшедшего к идиоту». Александр II также был недоволен
случившимся и отправил Игнатьева в отставку.
В связи со студенческими волнениями министр Путятин во
всеподданнейшем докладе от 20 декабря 1861 г. предлагал: «1) Закрыть
Петербургский университет впредь до пересмотра университетского устава. 2)
Открыть вновь Петербургский университет после утверждения нового устава. 3)
Всех нынешних студентов считать окончательно из него уволенными. 4) Всех
профессоров и других должностных лиц университетского управления считать
остающимися за штатом. 5) По открытии университета предоставить профессорам и
студентам поступать в него с разрешения начальства на новых правилах. 6)
Исполнение этих распоряжений возложить на министра народного просвещения». На
докладе резолюция Императора: «Исполнить» (РГИА. Ф. 733. Оп. 27. Д. 231. Л. 53
- 55). Одновременно Высочайшим повелением от 20 декабря 1861 г. петербургскому
генерал-губернатору А.А. Суворову была отпущена значительная сумма для пособий
нуждающимся студентам.
Доп. источники:
Д. А. Милютин.
Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия
Алексеевича Милютина 1860 - 1862
http://www.historichka.ru/istoshniki/milutin/
Керн
(Маркова-Виноградская) А. П. Воспоминания о Пушкине. Сост., вступ. ст. и
примеч. А. М. Гордина. - М.: Сов. Россия, 1987. и др. http://az.lib.ru/k/kern_a_p/