Родовая память.

 

Человеку свойственно не только ошибаться, как твердит о том древняя сентенция, но и испытывать непреодолимое любопытство. Мысли о том, кто мы, Гулевичи, откуда и где наши корни, занимали меня всю жизнь.  К сожалению, в моём близком окружении других Гулевичей не было, и навести справки было не у кого. За всю свою жизнь лицом к лицу я столкнулся всего с одним однофамильцем, который не приходился мне прямым родственником. Странно, если учесть, что  численность Гулевичей скудной не назовёшь. Нам не сравниться с Сидоровыми или Петровыми, но и в задних рядах тоже не топчемся.

 

Долгие и нудные поиски в Сети никакой детальной информации о Гулевичах не принесли. Прорывным известием послужили данные, выложенные на сайте «Гулевичи», который всё же попал в поле моего зрения. Но ещё больше пищи для долгих размышлений дали результаты анализа ДНК. Оказалось, что у меня имеется множество дальних родственников – от Белоруссии до США и Румынии.

 

С некоторыми из них я обменивался письмами. Самым общительным оказался румынский «коллега», с которым мы со временем перешли на телефонный формат общения. Слово «румынский» я взял в кавычки, т.к. Флавиус проживает не в Румынии (он там только родился), а в США, где успел сделать успешную карьеру тренера по каратэ (с поездками в Японию и семинарами с участием известных звёзд американского и японского каратэ). Кроме того, сам Флавиус на вопрос, считает ли он себя румыном, как-то скромно отмалчивался, но не жалел жёстких выражений в адрес бывшей родины, обвиняя её в пресмыкательстве перед Западом. Его гневные тирады напоминали мне больше речи советских коммунистов или современных иранских политиков.

 

Об огромном количестве родственной крови на просторах бывшего СССР я уже молчу. Каждому Гулевичу известно, сколько нас на этих самых просторах – от белорусской Лиды и украинского Тернополя  до российского Хабаровска и литовского Вильнюса. Дальше на восток Гулевичей всё меньше, и о Гулевичах в Средней Азии я не слышал. Они, несомненно, есть, но, видимо, в ограниченном количестве, на уровне среднестатистической погрешности.

 

Лично я заметил сразу несколько своеобразных фактов из жизни Гулевичей. На мой взгляд, это лишний раз свидетельствует о самобытности нашего рода.

 

1)         Гулевичи, будучи изначально руянами, двинули в Польшу, где и благополучно ополячились в течение веков. Но, видимо, родовая память Гулевичей жила в разных вариациях в их тесном кругу. Что, как не она могла заставить Гулевичей на протяжении такого длительного периода, как и путешествие с Руяна до Российской империи через Польшу держаться больше особняком? Женились больше на своих, а если и на чужих, то чужие поглощались родом, психологически превращаясь в Гулевичей.

 

2)         Удивляет, почему ополяченные Гулевичи не очень старались задержаться в Польше? Несомненно, главная причина – экономическая. Шли туда, где считали жизнь лучшей. Но для поляков исход из Польши – дело неестественное. Историки много писали об исходе поляков в обратном направлении – в 1917 г. из бывшей Российской империи назад в Польшу. До 1917 г. поляки тоже старались попасть обратно на родину из Сибири или центральных областей России. Но Гулевичи двигались на Русь. Сначала на Волынь, затем в Белоруссию (или одновременно в обоих направлениях), а далее – вглубь России. И родовым гнездом нашего рода принято считать Белоруссию. В этих краях поляков много. Так сложилось исторически. Но подавляющее количество Гулевичей сконцентрировано именно здесь, в то время как остальные польские роды имеют в Белоруссии лишь свои ветви, а корни и самые многочисленные семейства остаются в Польше. У Гулевичей наоборот. В Польше их – раз, два и обчёлся. Мы – как перевёрнутое дерево. Ствол наш на Руси, а в Польше – пару листочков от нашей пышной кроны. Что это, как не родовая сплочённость, двигавшая Гулевичей единым сгустком в общем направлении?

 

3)         И уж совсем необычайное для поляков дело участие поляков в военных кампаниях, которые польская историография считает антипольскими акциями. Например, Отечественная война 1812 г., подавление польских восстаний 1860-х, 1830-х гг. и т.д. Были тогда Гулевичи и с польской стороны, но очень мало. К примеру, мои Гулевичи, переселенцы в Кемеровскую область из белорусской Рудни, очень горевали по поводу смерти Ленина в 1924 г. И это после польско-советской войны 1920 г., стержневого события современной польской истории!

 

Почему всё было именно так? У меня только одна версия – родовая память, благодаря которой Гулевичи, называя себя часто поляками, чувствовали  лишь частичную принадлежность к этому пылкому народу. Мне эта ситуация напоминает дореволюционную ситуацию в России. Тогда слово «русский» было политонимом, т.е. обозначало всех граждан империи вне зависимости от национальности. Были тогда «русские якуты», «русские буряты». Может, и Гулевичи были в душе «польскими руянами»? Я упрощаю, конечно же. О руянских корнях не осталось уже и воспоминаний, но на генетическом уровне механизм клановой сплочённости срабатывал.

 

Помнится, русский философ Николай Бердяев (да и не только он) отстаивал идею духовного аристократизма. Это когда дух важнее крови. Кровная аристократия наследуется человеком без усилий с его стороны. Он просто рождается от родителей аристократического звания, но сам может оказаться примитивным оболтусом и вырожденцем.

 

Духовный аристократизм предполагает наличие некоего набора моральных качеств. Даже если ими обладает забитый крестьянин (независимость мышления, высокая моральность, осознание своего места и долга в этой жизни, благородство, непохожесть на серую массу, яркая личностность), тогда он – аристократ по духу.

 

Не будем заниматься самовосхвалениями, утверждать, будто все Гулевичи всегда были яркими личностями с высокой моралью. Но можно смело сказать, что в непохожести на общую массу нашему роду не откажешь. Пусть каждый добавит себе (если сможет) независимости в мышлении, высокой моральности и благородства, и тогда мы сможем смело причислять себя к духовной аристократии. Даже если это получится не у каждого Гулевича, а у 1 из 1 000, это будет драгоценное приобретение. В этих словах есть доля шутки. Но в каждой шутке есть доля шутки, а остальное – правда.

 

Владислав Гулевич.