Николай ГУЛЕВИЧ, заслуженный журналист БСЖ.

 

 

Победители и пьедесталы.

 

 

Наша память не имеет границ, и ее не растащишь по национальным квартирам.

Есть праздник, который никогда и никому не удастся суверенизировать или, как сейчас говорят, растащить по национальным квартирам.

День Победы.

 

Победа — она одна на всех. На русских и украинцев, белорусов и казахов, армян и узбеков. Почти семь десятилетий проходят праздники встреч и воспоминаний, парады седины и знаков воинской доблести. Но с недавних пор вкралась в будни некая незнакомая горечь и щемящая боль — от попыток невоевавших юнцов, политических дальтоников, никогда не переживавших огромных и невозвратных потерь, провести ревизию истории и даже (есть и такие) доказать немыслимое: зачем, мол, было побеждать. Сдались бы врагу на второй день войны — и жили бы сегодня, как они — некогда побежденные. Вроде бы шутка, не более, но какая-то унизительная и безнравственная, вызывающе-циничная. Порождающая размышления: что это — искреннее заблуждение или чья-то подлая попытка разрушить нашу память, подменить ее «памятью» желудка, разменять золото Победы на медяки воинствующего нигилизма? В памяти живет английский пример исторической терпимости и бережливости. В далеком цивилизованном зарубежье на одной площади, можно сказать, глаза в глаза стоят памятники непримиримым врагам. Известному генералу и еще более известному королю — его жертве. Они, памятники, давно «выяснили» свои разногласия и воспринимаются современниками лишь как воплощение истории. И никто не выплескивает краску на своего окаменевшего или обронзовевшего оппонента. Понимание на уровне генном: прошлое принадлежит не нам, принадлежит истории и будущему. Тем более что история — не земля: ее не раздашь политическим фермерам. Только Мужество и Подвиг (а не идеологическая шелуха и распри в угоду желудку и политическим амбициям) тот единственный пьедестал Памяти, на котором должны стоять Победители.

 

Наш рассказ — о Победителях, работающих или работавших в одном трудовом коллективе — производственном объединении «Гомсельмаш». Не будем соблюдать исторической хронологии событий, ранжира наград и субординации званий. Имена, подвиги и события — в том порядке, в котором они отложились в памяти.

 

Александр Зайченко. В некотором смысле — воплощение нашей Победы. Человек скромный и улыбчивый. Бывший летчик и, к сожалению, уже бывший инженер. Воин с парадоксальной судьбой: ему пришлось бомбить город, который станет родным. Сжав зубы, смертоносные бомбы он сбрасывал, как никогда, аккуратно — не разрушая лишнего, точно в скопления фашистов. В Победу «окунался» дважды: в июне сорок первого, слушая бодрый левитановский баритон, и в восемьдесят пятом году — в юбилейном... Спустя сорок лет после войны заметно сдавший, он пытался все так же ровно держать строй, четко чеканить шаг по брусчатке. О себе же почти не рассказывал, лишь однажды — то ли под настроение, то ли под напором журналиста, то ли почувствовал сам: память в могилу не несут — это надо не мертвым.

 

Не у всех нравственный и исторический склероз. Бывший сельмашевский архитектор Юрий Скоринко, ныне пенсионер. Некогда первым в той еще неделимой стране соорудивший с отцом памятник космонавтам-пионерам, он предложил увековечить ратный труд тех, кто погиб в годы войны. И начертал на своем монументе эти известные слова: «Это надо не мертвым». Ясное дело, понимал: памятник, он хотя и каменный, но обладает свойством огранивать души, приносить каждому новому поколению бесценные нравственные дивиденды. Победа, выпускной бал, первый урок, годовщина освобождения области и республики… С тех пор все торжественно-траурное в коллективе сельмашевцев — у монумента Славы.

 

Помнят здесь и день рождения бывшего сельмашевца, интернационалиста Николая Дворникова, раньше других столкнувшегося с фашистами. В далекой Испании он, белорус, был командиром роты имени Тараса Шевченко в составе польской бригады, носившей имя Якова Домбровского. Сегодня его имя — в названии первой сельмашевской улицы, а образ — в барельефах, в поэме «Николай Дворников», написанной его другом народным поэтом республики Максимом Танком, в повести Якова Дробинского «От Гомеля до Эстремадура», в стихах почетного сельмашевца, рабочего поэта Михаила Буткевича.

 

…Инженер Владимир Гамзин. Бывший летчик-штурмовик. Человек деликатный и немногословный, сохранивший военную выправку, с неизменной золотой звездой Героя Советского Союза на лацкане гражданского пиджака. Других высоких наград, в том числе орденов Александра Невского и Богдана Хмельницкого, почти не надевал — их у него много. У монумента до своей кончины бывал часто. И всегда было не понять, о чем молчал этот неседеющий и мужественный человек, глядя на Вечный огонь у пьедестала. Может быть, в сполохах памяти до сих пор горели уничтоженные им 53 танка, 23 орудия, 98 автомашин? Или были те из 447 боевых вылетов-возвращений, после которых почему-то не хмелел от выпитого в память об очередном боевом товарище?

 

Мы должны быть «социальными астрономами». Нельзя забыть ни одного рядового большой войны, ни одной звезды-подвига, какой бы величины они ни были. Такая звездная карта судеб и подвигов в свое время создана в заводском Музее боевой и трудовой славы усилиями тоже участника войны, подполковника-отставника, человека щедрейшей души Матвея Кузнецова. Листаешь многочисленные «альбомы памяти», всматриваешься в поседевших ветеранов и их награды, вчитываешься в скупые строки боевых биографий и отчетливо представляешь чудовищную географию войны, а ордена и медали становятся как бы волшебными увеличительными стеклами, сквозь которые высвечивается история каждого подвига. Скупой телеграфной строкой ложатся на бумагу фамилии и факты. Мастер Иван Агибалов — участник парада 7 ноября 1941 года, выживший в кровавой мясорубке под Москвой. Мастер Алексей Верещагин — бывший начальник штаба артиллерийского полка, один из двух сельмашевцев, удостоенных ордена Александра Невского. Контролер, а ранее командир гвардейского артполка Николай Макаров, чье подразделение за форсирование Днепра было награждено орденом Красного Знамени. Награду к знамени, которое самолично держал в руках, прикреплял генерал Батов. Контролер Николай Скубилов, чья гаубичная батарея располагалась на легендарном Бородинском поле, на том самом месте, где в 1812 году стояла батарея командира пехотного корпуса, будущего генерала кавалерии Николая Раевского. Бывший радиожурналист Константин Сергеев — почетный житель Познани. Рабочий Василий Смолей, ушедший на фронт с эвакуированного на Урал завода и, может быть, единственный, кто нашел на передовой и сохранил на всю жизнь осколок мины со своим личным рабочим клеймом…

Память — не только музей и монументы. Недавно построенный сельмашевский микрорайон, пожалуй, самый, если можно так сказать, памятизированный в Гомеле. Новые улицы носят имена освободителей — генералов Горбатова, Ефремова, а также болгарской журналистки, погибшей в белорусском партизанском отряде, Карастояновой, бойца интербригады Дворникова, героя Гражданской войны Чапаева… Эти люди действительно заслужили того, чтобы «приватизировать» частичку нашей памяти. Как, впрочем, и капитан Петр Дылько, наш земляк, который, к нашей печали, уже никогда не станет майором... Воспитавший трех Героев Советского Союза, он, безусый симпатяга, погиб в бою в Украине. Пьедесталом ему стал сегодня именной самоходный кормоуборочный комбайн, изготовленный по просьбе благодарных учеников.

 

…Часто бывает у монумента Василий Хурсан. Известный в республике кузнец, молчаливый не по характеру, скорее, по роду работы, с пышной по-юношески, но седой шевелюрой. Главный герой документальной повести Александра Капустина «3ов сердца». Он всегда был рядом с Гамзиным, хотя разные они люди — Гамзин и Хурсан. Схожи, впрочем, в главном: оба — одинаковой золотой пробы. С маленьким отличием: свое золото Героя Хурсан заслужил честным послевоенным трудом.

 

Василия Мухина я не встречал ни разу. Помню, однако, как в свое время в заводском музее всматривался в его простое крестьянское лицо, вчитывался в скупые по-фронтовому строчки его биографии: «Бывший столяр завода. На фронте с первых дней. Ведомый прославленного Ивана Кожедуба. Совершил 340 боевых вылетов, провел 177 воздушных боев, сбил 19 вражеских самолетов. Единственный из сельмашевцев, имеющий четыре ордена Красного Знамени…» Тогда, в годы войны, они, русский Иван и белорус Василь, вдвоем заслужившие четыре золотые звезды Героя Советского Союза (больше, чем иной полк), еще не знали, что спустя много лет появятся инициаторы установления границы в их некогда общем небе.

 

Ветераны знают: небо начинается на земле, тыл заканчивается на фронте. Эвакуировавшись на восток, в далекий уральский город Курган, сельмашевцы отправляли свою продукцию нашим войскам. Работали по законам военного времени: опережали все мыслимые и немыслимые расчетные графики, потому что, как и фронтовики, тоже рассчитывали на Победу и, как фронтовики, получали награды из того же металла.

 

Память не имеет границ, если историю не строить только на черном или белом фундаменте. В чем провинился Владимир Шапиро, попавший в плен под Харьковом? В том, что тогдашние политические и военные стратеги ошиблись с расчетами о планах врага? А вот он, по-человечески ранимый, сумел выдержать чудовищные испытания, словно был из кремня и стали. В немецком городке Брауншвейг работал на складе двигателей для «мессершмитов». Подвергся нечеловеческим пыткам после того, как склад взлетел на воздух. Никого не выдав, оказался в Бухенвальде, в бараке № 50, где гитлеровцы испытывали на военнопленных умертвляющие вещества. Один укол был предназначен и ему, узнику с лагерным номером 32840. К счастью, в крематорий не попал. Потому что не все были фашистами, были герои и среди немцев. Его спас немецкий санитар Франц Унгер, подменивший содержимое ампулы и спрятавший русского в другом бараке. И если один жил без надежды выжить, то другой — без надежды когда-нибудь встретиться с заново рожденным. Но мир тесен. Встретились побратимы после войны на родине Унгера — в Адорфе, что под Фогтландом. Не знаю, о чем они говорили. Знаю, о чем говорят в подобных случаях: о том, как все было, что люди должны помогать друг другу, что никто не имеет права отнимать у человека Богом данную жизнь. Знаю, почему бы они молчали сегодня: от стыда за чье-то беспамятство. Как стыдится Лидия Селедевская, бывшая связная и бывшая узница номер 81405 в лагере смерти Освенцим, а затем в лагере для военнопленных Берген-Бельзен. Спасенная англичанами, а уже в мирное время скромный и неприметный лифтер жилищно-коммунального управления.

 

...И снова май. И снова зелень — в природе, кумач — в колоннах ветеранов. Ветераны никогда не воевали под другими знаменами. Подойдите к ним, поклонитесь низко в пояс.

 

 

http://www.respublika.info/