М.С.Гулевич в письмах А.И. Герцена

 

 

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ им. А. М. ГОРЬКОГО

А. И. ГЕРЦЕН

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

В ТРИДЦАТИ ТОМАХ

ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР

МОСКВА 1963

 

С. ТХОРЖЕВСКОМУ

21 (9) сентября 1865 г. Монтре.

Четверг.

Montreux. Hôtel du Pont.

Любезный Тхоржевский,

пишу к вам как к наибыстрейшему распорядителю. Главное — Лугинин, его телеграмма меня сбила. Он будет ждать до пятницы — а я, уверенный, что он приедет в середу, ждал его на железной дороге. Телеграмму же принесли в H<ôte>l Montreux, где меня не было. Меня там ограбили. Вчера и третьёводня у меня был страшный катар. Нат<алья> Ал<ексеевна> хотела ехать сегодня в Вевей за покупками, но я предложил ехать завтра — а потому, может, сам поеду с вечера и пробуду всю пятницу — в Hôtel des rois (или des trois rois — близь железной дороги) — а в субботу приеду в Женеву. Если Лугинину нужно меня видеть — он может ехать в Париж через Вевей — Берн или подождать меня в Женеве, куда приеду в часов, т. е. к обеду. На телеграмме Лугинина не было адреса. Вероятно, главное дело пойдет опять о Людмиловне. Хорошо, если б он покончил дело с Гул<евичем> помимо меня. А слышал ли он историю Гижицкого? Я, впрочем, вообще не знаю, какие дела могли остановить Луг<инина> в Женеве, — процесса у него нет, часов не покупает, форель не ловит.

А что вы все сделали над разбойником Стув<енелем>? Об этом я жду рапорт.

Отдал ли Касат<кин> (в мой счет 200 фр.) Чернецкому? И сколько думает он взять акций типографии и наделать добрых акций, получив суммы с Черкес<ова>? Я один говорил постоянно, что он — шалопай, но не вор...

Ну как же фирст Долгорук<ов> после проделки Элпидина?

Вероятно, писать будет поздно, но в случае крайности телеграфируйте в Вевей — Hôtel des trois rois (или des rois). Что за дрянь Лессер — это невообразимо. Здесь у него есть лавчонка, русские ищут «Кол<окол>», и он не дает и не посылает своему комп<аньону>. Я готов послать сюда через Нат<алью> Ал<ексеевну> по 5 экз<емпляров> «Колок<ола>» с того №, где ответ «Инвалиду» — «Camicia Rossa», «Молокан», «Христиан» и если что есть в типографии. Можно просто адресовать: Мme N. Ogareff. Aux soins de Mme Pilet, Montreux.

Прощайте. Огареву покажите письмо, я ему не пишу — нового ничего нет. Вероятно, это письмо придет к вам завтра в 8 утра. Вчера я писал Огар<еву> из кафе.

Камины! Камины! Камины!

Какое счастье, что Жюль держит кабак в кухне.

Прощайте.

 

А. А. ГЕРЦЕНУ

9 марта (25 февраля) 1866 г. Женева.

9 марта. Boissière.

Письмо твое от 6 я получил и не знаю, имел ли ты, писавши, в руках мое длинное письмо из Montreux или нет. В нем я вперед отвечал на многое. Очень мне жаль, что ты запускаешь твои специальные занятия<.> Ты мог вести их de front[1] с общим образованием. Я снова начинаю думать, что придет время, когда ты легко можешь ехать в Россию натуралистом. Твое tâtonnement[2] отнимет у тебя ту часть науки, которая удалась. Тебе через три года — тридцать лет... опасно, и я советую обдумать. В тридцать лет обыкновенно человек оседает, и все главные plis[3] готовы. Замечание Шиффа об «энтузиазме» всего печальнее. Исследуй же себя, «к чему же есть энтузиазм?», и напиши исповедь.

За твой совет нисколько не сержусь. Есть тут и правда и неправда, а главное — никакой нет возможности изменить дела. В теории — можно, на практике — нет средств. «Колокол» может выходить раз в месяц, но выходить должен — это honneur du drapeau[4] и якорь спасения всего сделанного.

Ты видел, в нашем деле только две большие силы и сделали все — талант и выдержка, персистенция почти всегда приводит к успеху. Покинуть «Колок<ол>» теперь — значит подать в отставку. Конечно, я отдал бы всю материальную часть кому-нибудь — но где же этот кто-нибудь? Мечников, Утин, Гулевич, Касаткин и tutti quanti совершенно неспособны или способны на другое. Может, Лугинин мог бы... но пишет он плохо, да и он еще едет домой, что лучше. К тому же болезнь Огар<ева> отняла лучшую половину опоры — он решительно работать постоянно не может.

Далее, от всего вместе нет того покоя и досуга, который необходим работе большой. К «Былому и думы» я прибавил много, целые главы (о Сазонове, о Кетчере к прежнему тексту), и тома два больших есть.

Главное мы сделали. И то, что сделали, — осталось, взошло и растет. Мы, улыбаясь, с Огар<евым> видим в официальных статьях толк о праве на землю и в официальных after dinner[5] спичах — провозглашение Америки и России странами будущего. Теперь только видно, как глубоко взошла наша пропаганда в умы даже заклятых врагов наших. Нас подъели 1863 и 1864 годы. Победим ли échec[6] и станем ли на ноги, не знаю. Но нельзя же бежать. Много лежит на совести Мих<аила> Ал<ександровича>, есть доля и на Ог<ареве> — а я больше их виноват, потому что уступал от слабости и нехотенья спорить.

Дома еще не нашли — главную квартиру все же надобно иметь в Генфе. Но домы здесь дороги, меньше 3500 я ничего не видал возможного. Даже без мебели 3 т. Вспоминая, что в Англии мы платили 7000 и 7500, уравновесить можно. К 31 марту следует съехать.

Вот на первый случай все.

P. S. Ты что-то пишешь о статье о Хотинском — что же, верно описан детский праздник в Albemarle Hôtel’е?

 

1 одновременно (франц.)

2нащупыванье (франц.)

3привычки (франц.)

4честь знамени (франц.)

5застольных (англ.)

6неудачу (франц.)

 

Картинка 40 из 9757 Картинка 40 из 9757

 

Братья Е. И. Утин и Н. И. Утин

 

М. МЕЙЗЕНБУГ и Н. А. ГЕРЦЕН

26 (14) декабря 1866 г. Ницца.

26 décem<bre> 1866.

Nice, 87, Promenade des Anglais.

Mais, chère Malvida, d’où avez-vous pris, que moi j’ai été de mauvaise humeur — et contre vous. — Et pourquoi cela? Vous et Ogareff sont peut-être les deux personnes au monde qui ne me froissent pas — mais être de mauvaise humeur en général — j’ai des causes — mille e tre.

C’est toujours l’orthographe — qui vous chagrine — et la vérité! que pouvons nous faire. — Pas de doute, d’autres ont fait des fautes — mais l’orthographe d’Olga dépasse les bornes. Votre défenseur à tous Ogar<eff> lui-même en a été confondu. Or encore une fois — lasciate la matematica e la philosophia — e studiate l’orthog<raphe>.

Il m’est impossible de vous donner une réponse positive — c’est très possible que je trouverai le temps de tout arranger — il faut une école, il faut un médecin, il faut organiser le tout de la vie. La vie n’est pas aussi chère — en maison. Les hôtels sont au plenum — et les prix exorbitants. Tout ce qu’il y a d’abject en Europe est ici. 

Dès que je saurai plus positivement je vous écrirai. En attendant n’ayez jamais l’idée que moi j’ai eu l’intention de vous vexer... et ne doutez pas de mon amitié[7].

Милая Тата! На днях умерла средняя дочь Касаткина, она уже была при смерти, когда я ехал. Я с ними в ссоре, но тебе ничего не мешает написать ей — несколько строк теплых и хороших. У Гулевича умер<ла> тоже дочь, и у него ноги отнялись.

Зато Рейхель получил место в Берне (Langegasse,  35 — остается их адрес в Дрездене — но письмо мое не дошло!). Знаю я это от Лион!

Вырубов кланяется Саше.

Саше скажи, что постараюсь, но не уверен. Ольгу целую — дом, в котором она родилась, вижу ежедневно.

? <Знак вопроса перевернут – ред.> 3-й и послед<ний> раз. Читали ли Шедо-Ферроти? в «Эхо»?

 

7 Но, дорогая Мальвида, откуда вы взяли, что я был в дурном расположении духа — и притом был настроен против вас? С чего бы это? Вы и Огарев, пожалуй, единственные два человека на свете, которые меня не обижают, — но находиться в плохом настроении вообще — у меня mille e tre <тысяча и три> причины.

Вы по-прежнему огорчены орфографией — и в самом деле, что мы можем поделать! — Нет сомнения, что и другие делают ошибки — но орфография Ольги переходит все границы. Огарев, который всегда защищает вас всех, и тот был смущен. Итак, еще раз — lasciate la matematico e la philosophia — e studiate l’orthog<raphe> <оставьте математику и философию — и изучайте орфографию>.

Я не могу дать вам положительный ответ — очень возможно, что я найду время все устроить — нужна школа, нужен врач, нужно наладить весь жизненный распорядок. Жизнь не очень дорога — в домашних условиях. Отели переполнены — и цены непомерные. Все, что есть отвратительного в Европе, находится здесь.

Когда я буду знать точнее, я вам напишу. В ожидании не думайте, что я собирался вас обидеть... и не сомневайтесь в моей дружбе (франц., итал.). Ред.

 

Герцен А.Н.

 

Н. П. ОГАРЕВУ

27—28 (15—16) декабря 1866 г. Ницца.

 4

27 декаб<ря>.

87, Promenade des Anglais.

Nice.

После большой бури — опять штиль и даже раскаянье не в прошедшем, а в настоящей несправедливости или скорее сожаление о переходе через границу — на этом покой.

В Флоренцию думаю ехать, устроив для Лизы что-нибудь. Остальное все устроено — квартира до 1 июля, узнал о докторах, завтра будет горничная и пьяно, возле есть гимнастик — и пансион. Но надобно наладить. Лиза занимается хозяйством и морем. Внутри у меня какая-то печальная пустота. Сат<ин> необходим. Я уже нашел одного — но письменно с ним ничего нельзя дать, потому что он едет на мах и наверное будет обыскан. Я говорю о милейшем Тр<убецком>, с которым видаюсь часто (он женится, но этого никому не говори), словесно он берется передать московским знакомым С<атина> — но кому? Неужели К<орш> этого не сделает или наконец Аст<раков> — об этом напиши еще сюда.

Если ты хочешь — то на статью «Вести» отвечай простым démenti[8], т. е.

ложно, что...

ложно, что...

а пожалуй, и плевать на нее. Вреда нам нет от этой статьи.

Что-то ответит Катков?

Ошибка в «Колоколе» меня взбесила сначала до неистовства. Нет, саrо mio, не нам что-нибудь печатать без корректора. Не возьмется ли наконец Мерчинский — в месяц поправить лист не большое дело. Ошибка до того гидёзна, невниманье так колоссально, что руки падают. Я послал errat’y. Стало быть, Чернецкий не перечитывает в последний раз, т. е. не сличает.

В<ырубо>ву в Париж писал. Он на русском языке никаких публикаций не хочет делать. Написал статью, она уж напечатана — обещал прислать.

Здесь виленс<кий> ген<ерал>-губ<ернатор> (бывший) Назимов — фрондерствует и либеральничает. Импер<атор> решительно не приедет.

NB. Скажи Тхор<жевскому>, чтоб Георг посылал, по крайней мере, «Колок<ол>» аккуратно к Visconti.

Саша будет 6 янв<аря> читать публичную лекцию — хотелось бы поспеть, но надежды мало.

Сейчас получил твое письмо от 24-го — что за мухи вас кусают? Зачем газеты посылать во Флоренцию — когда я, может, 10 дней проведу здесь — и что за паника и за неверное пониманье дел.

Ницца — караван-сарай на краю света, и никто не заботится об ее чтениях.

Кухарку гнать не надобно — это было бы бесчестно с моей стороны, но уговаривать можно, и если сама захочет, то дать 50 фр. (35 — вперед за месяц + 15 pour ses beaux yeux[9]).

Прошу Тхорж<евского> передать Касаткиной искренное участие. Мне и тебе нечего бояться большой траты за место, мы можем даром умереть — в Ницце место куплено одно в 1852, другое 1865. Вот перемещение-то будет.

Что с Гулев<ичем>, не понимаю — как ноги отнялись от дурной пищи? «Весть» пошлю назад. Если что особенно важное в газетах — посылайте сюда — до тех пор пока я напишу о дне выезда.

А что, читал ли ты, наконец, Шедо-Ферроти о нигилизме — здесь есть «Моск<овские> вед<омости>», «СПб. вед<омости>» — и «Эхо», «Nord».

Гулев<ич> имеет право взять из Фонда хоть 100, не только 50 фр.

Затем прощай.

P. S. Выписываешь ли ты все нужное для «Смеси» или отмечаешь ли — я страницы две пришлю.

12 часов. Пятница.

Иду завтракать. Обед нам носит повар:

3 больш<их> обеда — 750 фр.

3 неболь<ших> — 6

3 завтр<ака> в одно блюдо — 5

3 за глаза достат<очно> для Лизав<еты> и нас. 

 

8 опровержением (франц.)

9 за ее прекрасные глаза (франц.)

 

 

 

Два письма А.И.Герцена Огареву о молодой эмиграции, к которой принадлежал М.С.Гулевич

 

 Н. П. ОГАРЕВУ

4 января 1865 г. (23 декабря 1864 г.). Женева.

янв<аря>.

H<ôtel> g<arni> de la Poste.

Саша поехал на день в Берн, 6-го вечером или 7 утром еду я с ним и, может, проведу сначала в Montpellier неделю. Письма N<atalie> до того проникнуты мрачным отчаянием, что ее оставлять одну надолго нельзя. Мы думали даже с Сашей — не переехать ли ей в феврале в Флоренцию (весна там начинается рано и до июня превосходно).

Здесь я покончил мирно. Молодые люди отказались (откровенно ли или нет?) от своих требований и обещают горы работ и корреспонденций к 1 мая. Помощи по типогр<афии> и пр. от них ждать нечего. Скорее Кас<аткин> сделает что-нибудь. Мне с ними ужасно скучно — все так узко, ячно, лично — и ни одного интереса, ни научного, ни в самом деле политического, никто ничему не учится, ничего не читает. У<тин> хуже других по безграничному самолюбию. Я до сих пор не могу понять твоего падения в love[10] с ним, твоих любовных писем к нему и, грешный человек, отношу 3/4 к чарочке. Вот тебе и ревность, о которой ты говорил; не говоря о К<асаткине> — Л<угинин>, У<сов> смотрят хуже меня. Ков<алевский> гораздо лучше других.

После всех переговоров, «заседаний» и пр. родилась след<ующая> программа, которую я тебе посылаю. Такую программу и подобную можно составить mille е tre в день. Я на нее совершенно согласился. Что «Кол<окол>» издавать в Лондоне при новом взмахе в России нельзя — это для меня ясно. Здесь перекрещиваются беспрерывно едущие из и в Францию, из и в Италию, здесь многие живут и пр. Но что мы будем делать с милой оравой этой — я не знаю.

Гол<охвастов> читал мне акт из своей драмы, составленной из былины о Добрыне Никитиче. Я у него видал томов десять книг, о которых мы едва слышали, напр<имер>, «Сборники» Рыбникова. Вчера был у старика П<оджио> — титаны.

Женевка — знакомая Фогта — не приняла предложения. Есть у них другая, но я боюсь.

10 нежничанье (англ.)

 

 

Н.П.Огарев и А.И.Герцен

 

Н. П. ОГАРЕВУ

8 января 1865 г. (27 декабря 1864 г.). Монпелье.

 

января 1865.

Hôtel Nevet. Montpellier.

Письмо твое от 4 янв<аря> пришло. Я с неделю пробуду здесь и поеду в Париж, оттуда, вероятно, в Лондон, чтоб готовиться к переезду. Наконец страх перед «мальчиками» у меня прошел. После ежедневных прений и разговоров, в которых под скрытой симпатией и уважением крылась мелкая оппозиция и желание захватить в свои руки «Кол<окол>» и деньги Б<ахметева>, после программы, которую я послал тебе, — за час до моего отъезда является один из них с заявлением, что цюрихские г<оспо>да не согласны (С<ерно>-Сол<овьевич> — главный противник наш, Якоби и Шелгунова), что они стоят на своем: «Колок<ол>» издавать по большинству голосов или издавать свой жур<нал> на бах<метевские> деньги. Итак, то, что предвидел Л<угинин>, что говорил К<асаткин>, — все оправдалось. Пора же наконец и тебе окончательно вразумиться на их счет. У них нет ни связей, ни таланта, ни образования, один Мечников умеет писать, им хочется играть роль, и они хотят нас употребить пьедесталем.

Я доказал им, до чего идет моя уступчивость, Л<угинин> и К<овалевск>ий дивились мне. Ну и баста. Ты знаешь, у меня никогда не лежало к ним сердце — у меня есть свое чутье.

Но на «Кол<окол>» надобно обратить внимание. Ты не умеешь читать газеты, проси помощи у Долгор<укова>. О Бондаренке и еще о ком-то, о их приговоре было в газетах, о приговоре Баллода, Писар<ева>, Жуковск<ого> было в газетах. В феврал<ьском> листе будет мое 3 «Письмо» и пожалуй статья, которую я послал из Женевы (получена ли?). Но «Смесь», «Смесь»...

Женева при разрыве с этими господами делается превосходным местом. Они надоели бы, как горькая редька. Au reste[11] — я твоим личным вкусам не хочу препятствовать — но работать с ними нельзя.

А как на первые месяцы газеты? Что, не даст ли Долг<оруков> — за треть цены? В Женеве трудно было доставать — а здесь невозможно.

Женевка, реком<ендуемая> вновь Фогтом, мне не нравится (en effigie[12] и по описанию).

Если б на эти месяцы могла приехать Симоновичева — это было бы хорошо. Она в большой нужде, мысль пансиона лопнула — муж поехал искать места, у ней один ребенок. В общество сильных дам она, кажется, не принята.

Планы Nat<alie> смутны. Здесь им положительно хорошо, и добрые люди, и доктора — всё есть. Климат положительно хорош. Но в феврале можно, пожалуй, переехать в Канн и, там собравшись весной, поставить памятник, схоронить детей и ехать в Женеву. Тате, полагаю, нужно будет 4 мес<яца> в году жить хоть во Флоренции. Я второму сближению буду помогать, но пусть все сделается само собою.

Повторяю, Лиза на сию минуту здорова и шалит меньше. Сашу она любит страстно и не выпускает из комнаты. Письмами Ольги и Таты я бесконечно доволен. Собраться в Ницце можно бы к концу апреля и там провести 2 мая.

Вот мой проект. Напиши, что ты думаешь насчет дома в Женеве.

Насчет H<enri> и его помещения все, что узнал, не очень удовлетворительно — жду письмо от Жук<овского>. А то просят много денег — от 1500 до 1600 за пансионера. Фогт гов<орит>, что фр. за 800 найти можно, но все спрашивают: «Во что готовят молодого человека?» — а этого-то я и не знаю. Я полагаю, что сперва надобно переехать тебе одному и потом приискивать.

Про типог<рафию> на акциях я писал — это пойдет, но с другим кругом. Чернец<кому> не мешало бы думать о продаже станка. Какая досада, что у него его красавица — в доме можно бы было поместить и типографию и его. Но с ней я не могу — несмотря на то, что Nat<alie> соглашается.

 

Саша едет завтра в ночь (в час — утром, послезавтра будет в Ницце).

Лечись и пиши статьи, я ничего не могу делать.

Прощай.

Если пойдет дело на лад, Тхор<жевский> может устроить с нами papeterie[13] в Женеве. Переплетчик идет. Если будешь тотчас отвечать, может, письмо твое и застанет здесь.

Рукой Лизы Герцен:

Папа целую.

 

11 Впрочем (франц.)

12 по портрету (франц.)

13 писчебумажный магазин (франц.)

 

 

Картинка 11 из 24711

 

Второй номер «Колоколъ»

 

 

Примечания:

 

 

Гулевич Михаил Семенович (ум. 1874), член петербургского отделения «Земли и воли», с 1864 г. политический эмигрант . М. С. Гулевич был одним из наиболее активных деятелей «молодой эмиграции». О нем см.: ЛН (сборник Литературное наследство), 1955 г. т. 62, стр. 124—125. Какое «дело», связанное с ним, имеется в виду, неизвестно.

Гулевич, дочь М. С. Гулевича — из письма А.И.Герцена М. Мейзенбург и Н.А.Герцен от 26 (14) декабря 1866 г становится известно о смерти ее и о постигшей ее отца М.С.Гулевича болезни, о коей он пишет Огареву 27—28 (15—16) декабря 1866 г.

Об М. С. Гулевиче и тяжелых условиях его жизни в эмиграции см. также: ЛН, т. 62, стр. 123—124.

 

 

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ им. А. М. ГОРЬКОГО

А. И. ГЕРЦЕН

ТОМ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ

ПИСЬМА

1865-1866 ГОДОВ

 

ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР

МОСКВА 1963

 

http://smalt.karelia.ru/~filolog/herzen/texts/doc/herzen28.doc